Слепой. Один на один

Дырик поджег ее и осторожно просунул в щель между прутьями решетки. Облезлый пудель, на которого упал фитиль, тут же взвыл от боли и страха – шерсть на собаке загорелась.

Дырик выругался матом. Он уже потребовал было у своего подельника новый фитиль, когда бедный пес стал качаться по бетонному полу, пытаясь сбить огонь. Именно это погубило и его, и собратьев.

Вместо того, чтобы погаснуть, огонь вдруг разгорелся с большей силой. Пудель заревел так, что у Головина чуть не разорвались барабанные перепонки. И этому крику вторил испуганный вой других собак.

Пламя быстро разгоралось, постепенно охватывая всю клетку. Животные бесновались от страха и боли, тщетно пытаясь вырваться.

Головин закашлялся. Ему в ноздри ударил запах горелого мяса и шерсти. Старлей сделал несколько шагов назад.

Дырика этим, однако, было совсем не смутить. Он спокойно следил за тем, как в адский огонь мерно стекают последние капли из банки – насколько Головин понял, там было что-то вроде самодельного напалма.

– Вот, – улыбнулся Витек, обращаясь к старлею. – Умную штуку наш Дырик придумал. Сразу двух зайцев наповал. Мы и собак убиваем, и туши утилизируем. Не надо в печку тащить и жечь потом.

Действительно, изобретение было очень удобным. Ведь после усыпления собак их по инструкции следовало еще и сжигать – чтобы обезопаситься от заразы, которая вполне могла быть на их шерсти. А тут все сразу.

«Только вот «Гринпис» этой придумки явно не одобрил бы», – подумал Головин.

– Ну че, брателла, учись, пока мы живы, – хлопнул его по плечу Дырик.

Он уже отошел от пылающего огнем вольера, аккуратно поставил на асфальт пустую банку и полез в карман за куревом. Вид у Дырика был явно довольный. Наблюдение за этим собачьим Освенцимом приносило ему удовольствие.

– Учись, учись, – повторил он, затягиваясь «астриной». – А то всю жизнь будешь мусор убирать.

О том, что значило выражение «убирать мусор», Головин узнал в самом скором будущем, сразу после того, как напалм догорел, оставив от нескольких десятков животных бесформенные груды пепла и костей.

– А сейчас, брателла, бери веник, совок, – командовал Дырик, – и спускайся туда вниз. Уберешь там все, что осталось, а потом из шланга вольер сполоснешь. Понял, да?

Головин поморщился. При одной мысли о том, что ему придется очутиться в этом жутком месте, тянуло на рвоту.

Похоже, ему, как салаге, поручили самую грязную работу. Но делать было нечего: назвался груздем…

Кряхтя и пыхтя, старлей повиновался. Спускаться вниз пришлось по маленькой подставной лесенке. И через пару мгновений его кроссовки уже ступили на расплавленные останки.

«Старшие друзья» не дали Головину времени на размышления. Ему тут же всучили огромный мешок, похожий на тот, в который дворники собирают листья, совок и метелку. Пришлось приниматься за работу.

Запах гари здесь был просто невыносимым. Прикрывая нос рукавом, новоиспеченный собачник стал сгребать останки в совок и скидывать их в мешок.

Когда минут через двадцать Головин снова вскарабкался наверх, он испытал ни с чем не сравнимый кайф. А по возвращении в вагончик тут же потребовал себе еще одну порцию спирта.

– Ну давай, брателла, – разлил напиток по стаканам старшой. – За твое боевое крещение.

Они выпили. Опер постепенно стал приходить в себя.

– На, приятель, прикуси, – Витек заботливо протянул ему пучок зеленого лука. – Прикуси, а то…

– Кстати, – спросил Дырик, прожевывая кусок хлеба с плавленым сырком. – А какими судьбами ты у нас очутился?

Вопрос был вполне резонным. Далеко ведь не каждый москвич мечтает работать собачником. Но Головин сочинил себе легенду заранее.

– Ай, не спрашивай, – грустно махнул он рукою в ответ. – Жизня меня, понимаешь, заставила.

– А что так? – внимательно поглядел на него Дырик. Такой общий ответ его, похоже, не устроил.

– Да вот так, – грустно улыбнулся Головин. – С работы меня погнали.

– А кем ты работал?

– Не поверишь. Учителем, – с надрывом в голосе произнес Головин. – Физкультуру в школе вел и труды.

– О-о, – удивился Дырик. – И что ж так?

– Да поперли меня из школы моей, поперли, – собутыльник, казалось, был готов расплакаться. – А все из-за чего. Баба моя к хахалю ушла, с-сука! Ну, я и забухал слегонца. И бухой раз на работу пришел. Директора оттырил, и все такое. Пятнадцать суток. Ну и, ясный хрен, никто меня уже после это к школе на пушечный выстрел не подпустит. А на работу ж надо куда-то устраиваться, мать твою.

– Ага, – сочувственно кивнул головой Витек. – Да, грустная история. Ну, давайте еще по пару капель.

– И как, понравилось тебе у нас? – с легкой издевкой в голосе спросил Дырик.

Опер ненадолго задумался и неопределенно кивнул головой:

– Ну, как те сказать… Я уж два месяца без работы, мне б хоть куда приткнуться. Поэтому… сойдет.

Такой ответ собутыльникам явно не понравился. Вид у них был обиженный. И тогда Головин задал аналогичный вопрос:

– Ну а вам, мужики, самим-то здесь нравится?

– А то! – Дырик самодовольно ухмыльнулся.

* * *

Эта ночь казалась Головину бесконечной. Он решительно не знал, чем заняться.