Слепи мне счастье…

«Природа – сфинкс! И тем она верней
Своим искусством губит человека.
Что, может статься, никакой
От века загадки нет и не было у ней».
И здесь же о себе, вот эти безжалостные слова скорби:
«На самого себя покинут он —
Упразднен ум, и мысль осиротела.
В душе своей, как бездна, погружен,
И нет извне опоры, нет предела!»

Надо помнить, что Тютчев жил в век «отчаянных сомнений», « в наш век,, неверием больной».

Его называли эллином мифологического, трагического (гомеровского) ощущения мира. В отличие от Пушкина, который верил в разум, в пробуждающую и бунтующую природу чувств; нес в себе ощущение эпикурейское, чувственно – наслаждающее.

***

Большую часть жизни Тютчев прожил вне России, на Западе. Этот изысканный европеец одновременно был человеком глубоко ведического, исконно русского мышления с его верой в великие предначертания России. Эта вера граничила с шаманским гнозисом, магическим представлением о мире.

Не зря ведь философ Владимир Соловьев писал:

«И сам Гете не захватил, быть может так глубоко, как наш поэт темный корень мирового бытия»

Тютчев видел мир и природу порой недобрыми, злыми – «угрюмый тусклый огонь желания»:

«…Та жизнь, – увы! – что в нас тогда текла,
Та злая жизнь, с ее мятежным жаром,
Через порог заветный перешла?»

Тютчев видел в душе человека постоянный поединок, причем, роковой поединок страстей:

«О как убийственно мы любим,
Любовь, любовь – гласит предание —
Союз души с душой родной…
И роковое их слияние, и роковое сочетание —
И поединок роковой»

Важная тема поэзии Тютчев связь человеческой мысли и природы. Мысль, ее сила и ее слабость – вот что беспокоит поэта, ведет к глубоким раздумьям.

Фет назвал Тютчева «поэтом мысли», а Лев Толстой – « глубоко настоящий – умный старик».

Однако, будучи в действительности человеком острого ума, Тютчев сомневался в мощи человеческой мысли, в ее безмерности.

По Тютчеву, человек – это «мыслящий тростник», который только ропщет. Жизнь осмысленного человека представлялась ему « как подстреленная птица, подняться хочет и не может». Мысль человека подобна фонтану, рвущемуся вверх, но какая —то «длань незримо – роковая» ниспровергает вниз. Как в легенде о «Летучем голландце» – пристать к берегу хочет, но не может. Он пишет:

«Дай вкусить уничтоженья,
С миром дремлющим смешай»

Тютчев хочет постоянно проникать в бессознательное, туда, где «непонятные муки», но для него – «понятный сердцу язык». Он иррационален. Он не верит в слово, считая « мысль изреченная есть неправда, ложь».

Мыслящий человек – начало дисгармонирующее, он чужд все природе. Горестно восклицает поэт:

«О, нашей мысли обольщение,
Ты, человеческое я».

Он считает личность категорией драматической и страдающей, потому что она чужда по своей сути природной гармонии:

«Лишь в нашей призрачной свободе
Разлад мы с нею сознаем».

В мире все таинственно и все неисповедимо, человек не в силах сам сознательно расположить любовь природы, добиться признания среды:

«Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовется —
И на сочувствие дается,
Как нам дается благодать».

И вместе с тем Тютчев парадоксально диалектичен. Он защищает человека, который не сдается, борется с роком, бессознательным, с темной стихией земли:

«Мужайтесь, о други,
Боритесь прилежно».

Он понимает, что отрицание мысли приводит к безумию. Его тезис – пусть мысль иногда слаба, но не безумьем же ее заменить, бессознательным. Одновременно с неприязнью к мысли он любить ее, любить мысль.

Сам он, по его выражению, жил, « у мысли стоя на часах». Не как охранник, а как сопровождающий экскорт:

«Мы …не арестантский, а почетный
При ней держали караул».

Сотканный из противоречий, поэт неожиданно прославляет мысль и личность: