Слэм

Несколько недель подряд было достаточно тяжело просыпаться каждое утро и знать, что увижусь с ней только вечером, после школы. Это была мука мученическая. Как будто ногти у тебя вырывают один за другим. Но в тот день, когда мы ходили с мамой в пиццерию, я проснулся с мыслью, что не увижу ее ДО ЗАВТРАШНЕГО ВЕЧЕРА, и это было скорее похоже на ту пытку, описание которой Райан Бриггс скачал из Интернета. Я особенно не вдавался в подробности, но она заключалась в травле собаками на яйца — не куриные, само собой. У меня до сих пор холодок бежит по спине, когда я об этом вспоминаю.

Отлично, не видеть Алисию сорок восемь часов — это не то что тебе твои яйца... Но это все равно что не дышать. Или дышать поверхностно, будто в твоем баллоне не хватает кислорода. Все это время я не мог сделать полноценного вдоха и даже начал паниковать немного — ну, как если ты на морском дне, на поверхность выбираться долго, а кругом плавают акулы... Ну и все такое. Нет, не совсем то. Собак не было, и ничего такого, и акул не было. За акулу могла бы сойти мама, но это слишком натянутое сравнение. Она просто хотела купить мне пиццу. Она не пыталась вырвать мне внутренности своими зубами. Поэтому я оборвал бы фразу на этом месте: на поверхность выбираться долго. Алисия равняется поверхность.

— Могу я позвонить? — спросил я у мамы, когда пришел домой.

— А тебе надо?

— Угу.

Да. Надо было. Иначе не сказать.

— Мы скоро уходим.

— Сейчас полпятого. Кто ест пиццу в полпятого?

— Пицца — в полпятого. Фильм — в полшестого.

— Что мы будем смотреть? .

— Как насчет «Горбатой горы»?

— Да ладно!

— Что это значит: «Да ладно»?

— Так мы говорим, когда кто-то тупит или что-то в этом роде.

— И кто здесь тупит?

И тогда я понял, что она не шутит. Она действительно хочет, чтобы мы с ней вдвоем пошли и посмотрели «Горбатую гору». Мы, когда этот фильм появился, сразу начали звать одного учителя в школе Горбатый, потому что он в самом деле сутулился и все считали, что он гей.

— А ты хоть знаешь, про что это? — спросил я.

— Да. Про гору.

— Прекрати, мама! Не могу я идти на этот фильм. Меня завтра в школе задолбают.

— Тебя задолбают за то, что ты посмотрел кино про голубых ковбоев?

— Да. Иначе зачем я пошел смотреть это кино? Ответ один!

— Боже мой, — сказала мама. — Неужели у вас в школе все так запущено?!

— А то, — сказал я, потому что так оно и было.

Мы решили, что посмотрим, не идет ли какой-нибудь другой фильм, а потом я позвонил Алисии на мобильник и тут же получил в ответ сообщение, что, мол, телефон отключен. Я позвонил еще раз через пару минут, и снова это сообщение, затем я звонил каждые тридцать секунд — все по-прежнему. Мне на какое-то мгновение показалось, что я вообще не смогу с ней больше никогда поговорить. И у меня начались... ну, типа, черные мысли. Чего это она не берет трубку? Она не могла не знать, что я пытаюсь до нее дозвониться. Она знала, что сегодня у нас паршивый день. Вчера вечером, когда я сказал, что мама не хочет, чтобы мы завтра виделись, она заплакала. А сейчас ей как будто и дела нет, если только она не с кем-то другим. И я подумал, знаете: «Черт ее подери! Какая сука! Я один вечер с ней не встречаюсь, а она уже нашла себе другого. Так они и называются, такие девчонки. Ну правда, если вы ни одного вечера без секса прожить не можете — это же нимфомания. Правда? У вас проблема! Она как наркоманка, только вместо наркотика — секс».

Действительно. Вот на что это похоже. И знаете, что я думал потом, немного успокоившись? Что в этом есть что-то нездоровое. Нельзя же так вот называть свою девушку сукой и нимфоманкой только потому, что у нее сломалась зарядка от мобильника. (Именно это и случилось. Она мне потом послала SMS-ку, когда смогла подзарядить мобильник папиным зарядным устройством. Это была милая SMS-ка, правда.)