Уже во время первой части исследований Ферс заметил следы шва как на повязке с пальца, так и на перевязочном материале из дома Милдред Морган. Марля была сложена вдвое, прострочена по краям и одновременно пришита к коричневому верхнему слою повязки. Если, распоров этот шов, развернуть марлю, то во всех перевязочных пакетах из казарм Сифорта можно было бы увидеть один ряд отверстий от шва. А на марлевом бинте повязки с пальца и на перевязочном материале, сохранившемся у Милдред Морган, были два ряда отверстий от швов. Ферс потребовал доставить ему еще партию перевязочных пакетов из казарм Сифорта. Все бинты из этих пакетов имели только один шов. Может быть, это и есть особый признак? Снова он обратился к Роналду Крэбтри, и тот сразу нашел объяснение для странного явления, обнаруженного Ферсом. Швеи, сшивая марлю, допускали небрежность, в данном случае это была особо грубая ошибка швеи. Складывая марлю, швея из-за невнимательности сделала лишнюю маленькую складку, которая и была прошита. Когда Ферс развернул бинт, то вместо одного следа от шва обнаружил два.
Крэбтри и Ферс исследовали многие сотни различных бинтов. Ни в одном из них не удалось найти двойного ряда следов шва. Для полной уверенности Ферс поручил перепроверку своих исследований лаборатории торговой палаты в Манчестере. Лишь получив подтверждение из лаборатории, Ферс передал вещественные доказательства обвинению с выводом, что „повязка с пальца, обнаруженная в бункере, где лежало тело Мэри Хэган, сделана из перевязочного материала, который находился в доме Милдред Морган и которым она неоднократно перевязывала пораненный палец Сэмюэля Моргана. Совпадение полное и неопровержимое".
Через полтора месяца, 10 февраля 1941 г., Сэмюэль Морган стоял перед судьей Стейблем в ливерпульском суде присяжных. Случилось то, что предвидел Флойд. Морган утверждал, что никогда в жизни не видел Мэри Хэган. Он заявил, что его признание от 16 ноября написано под нажимом и диктовку Флойда. Фрэнсис Морган отказался от своих показаний с тем же объяснением. Флойд и Грегсон использовали, мол, его испуг по поводу дезертирства и заставили подписать протокол. Теперь он утверждал, что был в „Ройял-отеле" не в 19 часов 37 минут, а на десять минут раньше. Таким образом, у Сэмюэль Моргана оставалось слишком мало времени, чтобы совершить убийство и прийти в „Ройял-отель", и он не мог быть убийцей. Фрэнсис Морган продолжал: его брат был совершенно спокоен и на его пальце была неповрежденная повязка. Фрэнсис так откровенно лгал, что судья разрешил обвинению считать Фрэнсиса необъективным свидетелем. Но и без этого вся ложь была разоблачена двумя обстоятельствами: во-первых, Милдред не изменила свои показания относительно повязки, которую она наложила обвиняемому, и опознала ее и остаток перевязочного материала; во-вторых, доказательство идентичности перевязочных материалов, осуществленное Ферсом, никакие усилия защитников Вула и Эдварда поколебать не смогли.
17 февраля присяжные слушали речь обвинителя, который описал личность Сэмюэля Моргана и его преступление. Сэмюэль Морган — дезертир, который из-за отсутствия денег грабил прохожих, ограбил, убил и изнасиловал школьницу. 4 апреля 1941 г. после отклонения кассационной жалобы Моргана повесили.
Вторая мировая война парализовала дальнейшее развитие судебной химии и биологии. И все же дело Мэри Хэган относится к таким образцам, которые учат, в чем заключается криминалистическое исследование текстиля: в неустанном и тщательном поиске индивидуальных особенностей, для чего необходимо знание технологии изготовления текстиля. И не случайно полицейская криминалистическая лаборатория в Престоне после окончания войны стала играть ведущую роль в области исследования текстиля. В ней работали биологи, которые посвятили себя анализу тканей, основав свою школу. Примеру этой лаборатории следовали многие появившиеся после войны полицейские лаборатории, а старые создавали отделы по исследованиям текстиля. Но повсюду, где после 1945 года занимались криминалистическим исследованием текстиля, экс- лериментировали и разрабатывали различные методы, столкнулись вскоре с новой проблемой, которую предвидел Зигфрид Тюркель еще в 1933 году, с производством синтетических волокон. Искусственные волокна чрезвычайно затруднили и без того сложную идентификацию текстильных материалов, потому что не имели различий, свойственных натуральным волокнам. Преодоление этих трудностей требовало новых исследований, новых методов. Технология индустриального века, которая изменила и стандартизировала мир во всех сферах жизни, стала для криминалистики большой бедой, нависшей как черная туча.
6
Именно техника послевоенных лет, семимильными шагами продвигающаяся вперед, сделала в 1949 году возможным одно преступление, расследование которого выдвинуло на передний план область судебной химии, проделавшую долгий путь развития и только теперь, в послевоенном мире, имеющую огромное значение и приобретающую большое распространение.