Следы в Крутом переулке

Он как раз проходил через КПП, когда зазвонил городской телефон. Дежурный взял трубку, ответил, выслушал, удивленно взглянул на оказавшегося рядом Елышева и молча протянул ему трубку.

— Слушаю, — сказал Елышев и снова вспыхнул от злости, услышав ее голос. — Что тебе еще надо?

Надежда прерывающимся от волнения голосом сообщила, что в ее отсутствие кто-то пытался проникнуть в ее дом. Один замок сломали, а со вторым справиться не смогли. Проникнуть в дом Петрушина было не так-то просто.

— Но кому это нужно? — кипел Елышев. — И почему ты мне звонишь? Вызывай милицию.

«Значит, нужно, — кричала в трубку Надежда. — А тебе звоню, потому что боюсь».

— Что у вас там, золота много?

«А, может быть, что-нибудь дороже золота?» — отвечала Надежда.

— Ты, что ли, дороже?

«Я боюсь, Володька… пойми, боюсь… теперь моя очередь, понимаешь? Меня тоже убьют!» — кричала Надежда.

— Не дури. Никому ты не нужна, а мне тем более. Звони в милицию.

Он швырнул трубку на аппарат. Спокойствия как не бывало. Раздумал идти в часть. Решил вернуться в город.

Дежурный удивленно смотрел ему вслед: притащился на КПП из города по телефону поговорить?

10

Ни к какому определенному решению мы с Сергеем не пришли. Мне самым важным казалось то, что какой-то предатель жив, ходит рядом с нами по нашей земле — и не горит же земля у него под ногами?! — боится разоблачения и потому сделал все, чтобы избавиться от Сличко и Петрушина. Теперь он не может остановиться. Кому следующему теперь грозит с ним встреча? По логике, только тому, кто что-то знает о его встречах со Сличко или Петрушиным. Но кто это может быть? Надежда Осмачко? Елышев? Или две другие дочери Сличко — Софья Осмачко или Вера, которая совсем недавно, выйдя замуж за Гришку Малыху, охотно сменила фамилию?

Итак, мы расстались с Сергеем. Он пошел домой, чтобы переодеться и поехать на смену. Я же отправился в яруговскую больницу приводить в порядок дела, полдня ведь провел в горздраве.

В больничном дворе, на посыпанной ракушечником дорожке мы лицом к лицу столкнулись с судебно-медицинским экспертом. Он только что вышел из морга.

— Ну привет! — обрадовался мне коллега. — Рад вас видеть. Вы уже, конечно, знаете, что приключилось с одним из ваших отрицательных персонажей. Я как раз проводил экспертизу. Ну, скажу я вам, организм… Петрушина этого ударили виском о камень, но не добили. Потом уж умер, спустя полчаса, от сердечной недостаточности.

— Мне это неинтересно, — сухо сказал я.

— Ой, не хитрите! Вы же наш летописец. А история здесь непростая. Знаете, что он пил? Мадеру. Чуть-чуть. Не больше ста граммов. По его меркам, капля в Тихом океане. Выходит, был трезв. Здоров, как бык. Вывод остается один: значит, не ожидал нападения. Ну, я спешу. Прокурор опозданий не признает.

И он чуть ли не вприпрыжку побежал к воротам.

«Значит, сомнений никаких: Петрушина убили. Елышев? Ни за что не поверю. Раз Володя Бизяев ни при чем, то, безусловно, убрал Петрушина тот, кто тогда осенью поставил пугало. Но как он теперь оказался с Петрушиным на кладбище? Мог ведь подкараулить его дома, во дворе? Тот же целые дни торчал в доме, пока Надежда на заводе».

Совершая обход своих трех палат, я мысленно то и дело возвращался к этому убийству. Да, сомнений нет: следы, которые мы обнаружили в Крутом переулке, вели дальше. Дальше, чем мы тогда предполагали. Но как далеко?

— Доктор, вас к телефону, — вбежала в палату сестра.

— Срочно?

— Товарищ Привалов.

Честно признаюсь, я ждал его звонка с нетерпением.

— Я хотел бы повидать вас, доктор. Скажем, завтра утром. Часов в десять. Или даже раньше. Как сможете.

В это время ко мне домой должен был зайти Чергинец. Да и утренний обход я не мог отменить.

— В одиннадцать, — ответил я.

— Хорошо, — сказал прокурор. — Жду вас в одиннадцать. Дело важное, доктор. Не опаздывайте.

— Не возражаете, если приду с Чергинцом?

— Напротив, буду рад. Я собирался ему позвонить. До завтра.

11

Привалов хорошо помнил, как прошлой осенью Костюченко выражал сомнения, верно ли поступил прокурор, когда «привлек общественность», чтобы узнать подробности пребывания Сличко в городе. Привалов сумел тогда убедить своего помощника, что «общественность» — доктор Рябинин с Чергинцом — не подведет, и оказался прав. Что Костюсь охотно признал. Но тогда же, осенью, участие самого Костюченко ограничилось несколькими разговорами с прокурором, о которых Привалов не ставил в известность своих добровольных помощников. Ныне же, судя по всему, дело может зайти значительно дальше, чем осеннее. С другой стороны, Рябинин и Чергинец и сейчас могут помочь. Конечно, не в расследовании, а только беседами с людьми, которые ни в чем не замешаны, но что-то могут знать или узнать у сестер Осмачко. Поэтому Привалов и обсудил с Костюченко степень их, так сказать, возможного участия.

В дверь постучали. Это был старшина Польщиков, вернувшийся с кладбища.

— Слушаю вас, товарищ старшина.

— Значит, так… — начал Польщиков, но тут зазвонил телефон. Привалов жестом остановил милиционера, снял трубку.

— Слушаю. Да, готов.