Следы у моря

А Мара верит, что знание сила, и что простая мука ей поможет. Она, наконец, достает из пакета полную ложку с горкой, еще одну, и еще, и размешивает, мука постепенно намокает, темнеет, из желтой становится коричневой, красноватой, падает на дно, падает, падает, а Мара все размешивает, размешивает, пока не получится грязноватое болотце, и она, вытянув шею, несет ложку ко рту, и, вытянув губы трубочкой, всасывает эту жижу, и несет новую ложку, она лечится, очищается от шлаков...

Потом до ужина она сидит на своей скамеечке, кривая, белая, даже не смотрит в газету, жует губами, о чем-то думает, трясет большой головой с редкими желтыми волосами.

Ужин, Мара, иди! - и она идет, ест... у нее спрашивают про жизнь, как зародилась без бога в горячем болоте, про негров, которых надо освободить, про еврейское государство, которое недавно образовалось... про все, все, все...

Потом она уходит в свой угол, я сижу за столом, доедаю кашу, вечно ты возишься, плохо жуешь, бабка говорит... оглядываюсь - в передней свет, на скамеечке кривая шерстяная спина... смотрю на спину, думаю - что там?..

Но Мара недолго жила у нас, после Нового года поругалась с бабкой, говорит, хватит, мне там лучше, с вами не о чем поговорить. И уехала обратно в дом инвалидов, у нее соседка тоже философ.

Катя

А топчан остался, пусть будет, бабка говорит, возьмем прислугу, мне надоело вам готовить, я тоже философом быть хочу.

И к нам приехала девушка Катя, бабка нашла ее на базаре. Она в деревне живет, там голодно, так что пусть у нас побудет, поможет мне за еду.

Пусть, говорит папа, скажем, она родственница вам.

Лучше вам, про меня соседи знают.

Катя ростом с маму, только гораздо толще, даже странно, ведь голод у них. Они от картошки пухнут, папа говорит. Волосы у нее кудряшками, мама знает, это завивка горячими щипцами, очень модная. Катя странно говорит, русские и эстонские слова вместе, и еще какие-то, никто не понимает. Так говорят только на границе России и Эстонии. Раньше была такая граница, а теперь мы одна страна. Катя ест больше, чем мы все, и даже больше, чем Мара ела. И ничего делать не хочет. Бабка заставляет ее хотя бы посуду мыть. Как только вечер, Катя бежит на танцы. У моря старая больница, там еще лечатся солдаты и матросы. Столько времени с войны прошло, а они никак не вылечатся. Папа говорит, там много калек, их некуда отправлять, дома нет, родных убили. Но не все калеки, есть больные солдаты и матросы. С ними большие трудности, они дерутся друг против друга после танцев. Папа говорит, странно, ведь воевали вместе.

У русских всегда так, бабка говорит, умирают как герои, а живут как волки.

Ну, мам, неправда ведь, все люди разные, мама отвечает ей.

Правда, правда, я долго с ними жила, знаю.

У вас однобокий взгляд на вещи, Фанни Львовна, считает папа, он конспектирует Сталина, говорит, он очень ясно пишет.

Делает еще ясней. Бабку не переспорит никто.

Но дальше все молчат, и она уходит на кухню, ужин не готов еще.

Мы с Катей дружим. Она любит на своем топчане лежать, когда дома никого нет. Иди, говорит, на животе покатаю. Я сажусь, у нее живот большой, мягкий, она меня качает и смеется. Скоро я от вас убегу, говорит, скучные вы люди, евреи.

Катя прожила у нас зиму, потом у нее живот еще больше начал расти. Мама говорит, это уже слишком, пусть обратно едет. У нее в деревне мать, правда, пьет, но все равно свой дом.

Катя уехала, а бабка говорит, оставьте мне топчанчик, я тут хочу спать. Как я раньше не понимала, здесь лучше, чем в комнате за ширмой.

Мам, смеется мама, это потому что в передней, у тебя родимые пятна старины.

Бабка рукой махнула, хватит старой дамой жить.

Я заболел

В декабре снег растаял, пошли дожди, и я заболел ангиной, потому что ноги промочил. Меня кормят малиной и красным стрептоцидом, таблетки как огонь, а потом тошнит. Зато я ем каждый день варенье, сколько хочу. Правда, приходится в кровати лежать. Но я могу весь день читать книги. Я читаю книгу "Что я видел". И про Робинзона, мне с ним не хочется расставаться, раскрою в любом месте, все интересно, хотя теперь уже знаю, что будет, раскрыл в конце и прочитал. Я каждый раз ему другие слова говорю, например, не уезжай, ничего хорошего там, или не сажай пшеницу, свиньи вытопчут. Он говорит, спасибо, откуда ты знаешь? Мне не хотелось, чтобы он с острова уехал, я сказал маме, она засмеялась, это все-таки сказка, человек не может быть столько времени один.

А как же я?

Ты разве один? У нас постоянно кто-нибудь дома.

К нам никто не приходит.

Она вздохнула, это все война, где наши друзья...

Я не поверил, что Робинзон сказка, там фамилия, и он сам рассказывает о себе.

Ну, она говорит, может быть, но вряд ли он там долго жил. Может несколько лет. Но я согласна, ничего хорошего потом не было, он от людей отвык. Вот и ты, сидишь дома, дома... Ничего, скоро пойдешь в школу, там много детей. Еще устанешь от них.

Но я раньше устал, ноги начали болеть, и ходят плохо.