Следы рептилии

Юрий Брайдер, Николай Чадович Следы рептилии

С вечера Сергей почему-то долго не мог уснуть, а задремав наконец, спал тяжело и тревожно, ворочаясь с боку на бок, роняя на пол одеяло и без конца поправляя подушку. Проснувшись в очередной раз от какого-то кошмарного сновидения, он зажег спичку и посмотрел на часы. Был второй час ночи. В саду шумели на ветру старые деревья, по всей деревне лаяли собаки, и кто-то тихо, но настойчиво стучал в окно.

Сергей встал и пошарил рукой по стенке в поисках выключателя — дом был чужой, им еще не обжитый. В окно забарабанили сильнее.

— Откройте! — донеслось с улицы невнятное всхлипывание. — Это я, тетка Броня.

— Что случилось? — Сергей отдернул занавеску.

— Что же у меня может случиться, сыночек? Неужели ты не знаешь? Горе у меня! С доброй вестью к участковому ночью не ходят.

— Я, тетка Броня, две недели только участковый. Опять ваш Степаныч буянит?

— Не буянит уже мой Степаныч, — старуха зарыдала. — Убили родимого!

— Кто убил?

— Кабы я знала.

— Подождите, сейчас я выйду.

Торопливо одевшись, он ощупью пробрался через кухню, в которой тихо похрапывал на холодной печи хозяин дома глухой дед Иосиф, и, сбив в сенях пустое ведро, вышел на крыльцо.

— Где вы, тетка Броня? — позвал он. — Показывайте дорогу. Но пути все и расскажете.

— Ох, сыночек, что рассказывать! Ручки-ножки мои отнялись! Глазоньки не видят. Конец света пришел…

— Вот что, тетка Броня, — сказал Сергей. — Вы меня лучше по званию называйте. В крайнем случае по имени-отчеству.

— Мы, Сергей Андреевич, с войны на хуторе остались жить, ты же знаешь. Глухотище зимой, словом перекинуться не с кем…

— Вы самую суть давайте, — перебил ее Сергей.

Они миновали крайний дом деревни, возле которого скрипел на столбе, бросая во все стороны скользящие кривые тени, электрический фонарь.

— Я самую суть и даю, — обиделась старуха. — Только стемнело нынче, что-то как загудит в лесу, как завоет… Страшно…

— Что загудело? Машина?

— Какая машина! Смерть так гудит. Горе так воет… Хоть ложись под иконы и помирай.

— Ну, ладно. Загудело в лесу. Что дальше?

— Дед мой давай в лес собираться. Поглядеть, значит, что к чему. Он у меня знаешь какой! Отчаянный! Партизанскую медаль имеет. С собой ружьишко прихватил, конечно.

— Откуда у него ружьишко?

— Да оно совсем старое. Дети когда-то на чердаке нашли. Ржавое оно. Ты про дело спрашиваешь или про хлам всякий!

— Про дело, тетка Броня, про дело…

В последний раз оглянувшись на огни деревни, старуха и Сергей спустились к болоту, по кладке перешли ручей, и тут ночь в полной своей силе и загадочности поглотила их обоих. Темнота, казалось, была не только вокруг них, но даже и под ногами. Люди словно плыли в холодной темной пустоте.

— Потом слышу я, — шепотом продолжала старуха, — выстрел в лесу, потом еще один. И тихо стало. Я чуток подождала и пошла тихонько следом. По тропке на полянку вышла, гляжу — лежит мой старенький. И не шевелится!

— А потом что?

— А потом позвали меня.

— Кто позвал?

— Не знаю. Может, сатана, а может, Боженька. Я такого голоса отродясь не слыхивала. Душенька моя сразу же в пятки ушла. Не помню, как до деревни добежала.

— Ясно. Долго еще идти?

— Не. Сейчас березнячок будет. Потом хутор наш минем. А там лесом с полверсты. Ты, сынок, хоть пистолет с собой прихватил?

— Нет у меня пистолета, тетка Броня. Не выдали еще. Обойдемся как-нибудь. Не сорок пятый год.

— Разве ты знаешь, что тут в сорок пятом году было? Тебе же, наверное, годков двадцать всего будет.

— Двадцать три.

— Все одно. Я тебя маленького помню. Такой никудышный хлопчик был, все книжки читал.

— По-вашему, лучше водку хлестать?

— Что одна беда, что другая.

— Помолчали бы вы. Мужа вон убили, а она трещит, как сорока.

— Может, и не убили.

— Как не убили? Вы же сами говорили — мертвый!

— Не живой он. Но вроде и не мертвый.

— Ну и дела! Не живой и не мертвый! Шуточки!

— Что же тут такого! А упырь, что кровь человеческую сосет, он что — мертвый? Ты поживи с мое, всю родню схорони, сам с жизнью раз пять распрощайся — тогда все на свете знать будешь. Места наши глухие — леса да болота. Здесь люди вечно со всяким лихом бились. Ты в городе да на службе позабыл все.

Темнота уже пахла смолой и хвоей. Вековой лес тяжело и размеренно дышал вокруг.

Даже случайный хруст ветки под ногой казался кощунством в этом грозно гудящем мраке. Пройдя еще с сотню шагов, старуха остановилась и заплакала.

— Вот он, — прошептала она, — смотри.