Следы на воде

«Яrus» был одним из моих любимых заведений. На это уютное кафе, где собиралась в основном интеллигенция, я наткнулся совершенно случайно, когда однажды бесцельно шатался по городу, а в итоге очень полюбил за ненавязчивый сервис, лучшее в городе кофе и приятную обстановку, узнав впоследствии, что именно тут Аскольд Каменюк, тогда еще не отец Серапион, познакомился с Мариной. А самым большим плюсом было то, что здесь не подавали спиртное, и, посещая «Яrus», я не опасался запить по новой.

Анна опаздывала.

Я выбрал самый дальний столик, сел лицом к двери и заказал две чашки кофе. Ожидая официантку, вертел в пальцах ампулу, понимая, что скоро все закончится, и от этого понимания было вовсе не больно, а светло и грустно. Вот она, положительная сторона логически приятно решения: говоришь себя, что так надо и не мечешься. Просто сидишь на удобном деревянном стуле, разглядываешь фрески на потолке — рыцари, мерлины, кентавры, феи — и знаешь: через часа с небольшим по экрану побегут титры.

— Что-нибудь еще?

— Спасибо, нет, — кивнул я, отсылая официантку (очень милая девушка, наверняка студентка, подрабатывает на каникулах), и, помедлив несколько секунд, отломил ампуле верхушку. На мгновение испугался, что расплескаю, но — обошлось, и я вылил содержимое в чашку до капли. Еще и помешал для верности.

Безболезненная смерть через четыре часа после приема.

Остатки ампулы я бережно убрал в карман. Потом где-нибудь выброшу потихоньку.

Гарантированное качество. Потекаев профессионал.

В окно я увидел, как Анна выходит из маршрутки. За ушедший год она повзрослела, стала чуть выше и слегка поправилась, не потеряв при том памятного мне изящества и хрупкости. Густые кудрявые волосы стекали по ее плечам огненной волной, и, судя по всему, Анна забыла о футболках с жуткими рожами и потертых портках; легкое летнее платье с яркими цветами очень ей шло.

Преображение свершилось. Год назад это была пацанка и соплячка. Сейчас же в кафе входила девушка. Красивая девушка.

А вот улыбка ее совсем не изменилась. Та же искренность и радость, то же сияющее солнышко… Мне хотелось запомнить Анну именно такой: молодой, яркой, летящий. Мне хотелось запомнить…

— Привет.

— Привет, — я встал, усадил Анну за столик. Ее волосы пахли степью, терпким вином кочевников, солнцем; мне хотелось запомнить.

— Как дела?

— Идут, — ответил я. — Давим ересь.

Анна понимающе улыбнулась.

— Ко мне позавчера пристали двое свидетелей Иеговы. Ты делаешь нужное дело.

Да, подошли ребята поболтать с Богом о Боге… Интересно, если Анна способна видеть суть вещей, помешает ли она мне или нет?

— Стараюсь. Как твоя учеба?

Анна неопределенно пожала плечами.

— Сегодня с утра сдала историю религий. В пятницу русская литература, и каникулы.

— Как на новом месте живется?

Анна улыбнулась снова.

— Классно. Мы с Марусей месяц назад переехали, до института пять минут пешком. И очень уютно.

Я взял чашку. Сделал глоток.

— А музыка?

— Чудесно! — просияла Анна. — Я диск записываю, возможно, поеду в Питер на фестиваль классической музыки. Слушай, ну что я все о себе, — ее глаза блеснули. — А ты?

Кофе горчил. Мне казалось, что все идет не так, неправильно, но ошибки я не видел.

В глазах Анны светилась надежда, которую я не мог оправдать.

— Да потихоньку. Скоро отпуск, возможно, соберусь в Питер. Я ведь там жил раньше.

— Послушай, — сказала Анна. — Я действительно не хотела, чтобы это произошло с тобой. Потому что ты не просто песчинка из миллиардов песчинок, что бы по этому поводу ни говорилось. Потому что ты мне и в самом деле дорог. И не думай, я тебя очень прошу: не думай, что Вселенной правят кровожадные идиоты. Мир не такой, каким ты его видишь и те такой, каким вижу его я.

— Анна… — начал было я.

— Подожди. И если я делаю свой выбор, то это не значит, что за него будут отвечать другие. Никто, кроме нас, не несет ответственности за то, что с нами происходит. И не верь Джибрилy, конца света не будет. Никогда. Это метафора… ах!

Задетая ее рукой чашка кофе сорвалась со стала и отправилась в свободный полет. И словно при замедленной съемке я увидел, как взрывается от удара о пол фарфор, взлетает волной коричневая жидкость и падает на мраморные плиты.

Моя полугодовая зарплата выброшена в мусорное ведро. Почему-то я подумал об этом с облегчением. Анна смотрела на меня с совершенно детской растерянностью.

— Я такая неловкая, жуть, — печально промолвила она. А меня вдруг забил внутренний озноб, и кровь бросилась к щекам.

— Да не обращай внимая, — попытался я ее успокоить: Анна и вправду казалась расстроенной. — Я тебе другую чашку закажу.

— Дело не в этом, — вздохнула Анна, глядя, как официантка убирает осколки и вытирает отравленную лужицу. — Ужасно трудно объяснять словами то, что ясно мне самой сути, без всяких слов, да еще и так, чтобы ты понял. Я сумбурно говорю?

— Да, — кивнул я, отчего-то ощущая странное чувство, которое плясало внутри и стучало в виски.