Следы на воде (СИ)

      Однажды мне пришлось исчезнуть без объяснения причин. Работа в институте, тепленькое местечко в аспирантуре все пошло прахом; я оставил прошлое за спиной и не желал оборачиваться. О прежнем Кирилле Каширине напоминала лишь физиономия в зеркале. Даже студенческие фотки я не взял: слишком часто на них была Ирэн веселая, здоровая, счастливая. Живая.

      Сегодня ночью жизнь опять начнется с нуля. У Андрея Воронцова не останется воспоминаний об этом провинциальном городишке, людях, его населяющих, квартире неподалеку от центра. Будет ли больно? Вряд ли. Будет ли горько, пусто? наверно. А по большому счету неважно. Кстати, собирая вещи, я нашел фотографию Ирины. Официальная три на четыре, для студенческого билета. В темноволосой скуластой девушке с миндалевидными светлыми глазами не было ничего от Ирэн моей памяти, хотя я знал, что это она. Незнакомка смотрела на меня строго и торжественно; студенческий билет не располагает к улыбкам. Подумав, я пошел в зал и прикрепил снимок на Стену Славы. Вероятно, он вместе с прочими фотографиями будет выброшен новыми хозяевами квартиры.

      Уезжать. Ничего не брать с собою.

      К половине седьмого, когда в дверь позвонили, пирог был уже испечен и красовался на столе, коже разлит по чашкам, а турка вымыта. В руках у вошедшей Анны обнаружилась бутылка молдавской Изабеллы самое то для приятной беседы. Я принял вино и сказал:

       У тебя хороший вкус.

       Бог с тобой, отмахнулась Анна. Я в этом ничегошеньки не смыслю. А чем так вкусно пахнет?

       Пирог Сердечное согласие, ответил я, подумав мельком, что Бог действительно со мной. Анна взглянула с искренним изумлением.

       Честно, не ожидала, что ты кулинар.

      Пирог действительно удался, хотя я только делал вид, что ем: кусок в горло не лез. Анна же, напротив, уплетала с восхитительным аппетитом; наверно, в детском саду ее ставили в пример детям, которые плохо кушают.

       Как экзамен?

       Отл., сказала Анна. То есть обманула товарища лектора и все списала.

       Тебе приходится списывать? удивился я. Анна вопросительно вскинула бровь, взяла на вилку очередной кусок.

       Да, а что такое? Я ведь не всеведуща.

      Я пожал плечами.

       Так, просто спросил, не подумав. Ну что, каникулы?

       Каникулы. Маруся уже уехала.

      Я рассматривал серьги с этническим орнаментом, болтавшиеся в мочках ее ушей. Лишние дырки в них давно заросли; Анна остепенилась.

      Ну и что?

      Мысли прыгали, метались, и я понимал только две вещи: что ужасно устал и что все надо закончить поскорее. Видимо, Анна уловила нечто в моем лице, но истолковала по-своему, потому что отложила вилку и сказала:

       Тебе мешает только твоя порядочность?

      Я едва пирогом не подавился.

       В смысле?

      Анна усмехнулась.

       Я же понимаю, зачем приглашают девушек по вечерам неженатые молодые люди.

      Я поперхнулся вторично. О подобном повороте мне почему-то не подумалось, хотя конечно же он бросился в глаза, и неудивительно, что Анна обратила на него внимание.

       Но вот так напрямую сказать о том, чего ты хочешь, тебе не позволяет порядочность, повторила она. А ведь ты очень порядочный человек при всем этом внешнем гусарстве.

      Она умолкла, демонстративно разглядывая календарь на стене, весь исчерканный моими пометками: К Андрею, Потекаев, позвонить в пенсионный фонд, Гута-банк, обед с 13 до 14. Я молчал, не зная, собственно, что сказать в этой ситуации, и прошло четыре минуты, прежде чем я сумел выдавить:

       Тогда прости. Был неправ.

      Анна улыбнулась. Дружески похлопала меня по руке.

       Мелочи жизни. Я ведь тоже не к каждому на чай пойду.

      Ну конечно. К чему кривляться, когда она ко мне ночью после убийства прибегала. Мысли путались; я морщился, понимая, что все идет не так, неправильно, совершенно по ложному руслу. К тому же сердце вдруг забилось так, словно решило проломить грудную клетку и убежать по своим делам.

       Ты слишком хорошо обо мне думаешь, вымолвил я, и это была чистая правда.

       оставь все как есть, потому что конец света по сути своей не имеет смысла, а раз так, то его не будет. Оставь ее дай ей уйти, либо живи с ней до последнего дня, честно, спокойно и достойно, и это будет хорошая жизнь, на которую вы оба получили право

      Анна улыбнулась.

       Все будет хорошо, правда?

      Я кивнул.

       Конечно. Иначе быть не может.

      Только сейчас я понял, что грядущего поворота событий она не ожидает. Действительно не ожидает.

      Я полагал, что это понимание повергнет меня в шок, в ужас ничего подобного не случилось. Просто стало ясно, что нужно сделать еще одну вещь.

       Ее звали Ирина, начал я. Ирина Архангельская. В нашу группу она пришла на третий курс после колледжа. Ты сама понимаешь, филфак просто цветник в плане девушек, а я на потоке единственным парнем. И никто не понял, что я нашел в Ирэн. Конечно, она была милая, симпатичная, но на общий взгляд из толпы не выделялась. Ничем.

      Наверно, это была любовь. Как НЛО: все о нем говорят, но мало кто видел. Настоящая, взаимная. Навсегда. Наверно, это было для нас слишком много. Зависть богов, видишь ли.

      В горле запершило. Я отхлебнул кофе и не почувствовал вкуса. Анна смотрела прямо на меня, и в ее взгляде не было дешевой надуманной, слезливой жалости. Только я не понял, что это было.