Следы на воде

Настя умолчала, что дядько Петро частенько заходил к ней в аптеку за спиртом и просил повлиять на мужа, чтобы не караулил его в лимане, обещал немалые деньги… Андрей только ругался, когда она рассказывала об этом. А после того случая, когда Андрей лежал в больнице, к нему приходили только два браконьера. Дядько Петро не пошел с ними, а приехал в тот вечер в Лиманское, привез красивую кожаную куртку для Андрея. Она выгнала его из хаты и куртку бросила вслед.

— А Юрась? Он-то ведь выезжал и три или четыре раза стрелял из ружья вашего мужа…

— Юрась очень хороший парень! — пылко возразила Настя. — Порядочный и честный. С дядькой Петром у него никаких счетов не было. Они, может, раз или два в году и виделись-то, перед тем как Юрась в армию пошел. Когда Петро Васильевич жил в Лиманском, Юрась еще ребенком был… Не мог он такое сделать!

— Тогда кто же, по-вашему, убийца? Складывается так, что кто-то из Комышанов: старший или младший. Третьего нет. А что парень хороший, согласен, но бывают случаи, когда и хорошие спотыкаются…

Настя была подавлена. Молчала.

Келеберда тоже молча подписал пропуск и вернул вместе с паспортом. Потом поднялся.

— Спасибо. Мы учтем ваше заявление. Появится что-нибудь новое об этом трагическом происшествии, заходите… Но пока, повторяю, подозрение падает на Комышанов.

При последних его словах Настя рывком вскочила со стула. Как в тумане спустилась по лестнице и очутилась на улице.

В рейсовом автобусе, который шел от Херсона через Белозерку в Лиманское, совершенно не чувствовала, как немилосердно трясет в старенькой машине, пригодной разве что на слом, не видела, где едет, и в конце концов чуть не проехала свою остановку. Всю дорогу вспоминала разговор с Келебердой, снова переворачивала странички своей жизни с Андреем, то признавала, что его все же следует посадить в тюрьму, и если не за убийство, то хотя бы за его подлое поведение и любовницу; то примирялась с мыслью, что нужно как-то жить, что Андрей ее муж и она должна бороться за него.

В одном не признавалась себе до конца: что любит его и готова все простить…

24

Дмитрий Иванович позвонил майору Келеберде и попросил встретиться с ним. Не в Лиманском, а за селом, на пятом километре, где ложбинка переходит в берег. Келеберда предложил прислать машину, но Коваль отказался — на это могли обратить внимание. Сказал, что доберется самостоятельно. Потом позвонил директору совхоза и спросил, не даст ли он ему на несколько часов газик.

Самченко предложил «Волгу» и своего водителя.

— Нет, нет, Владимир Павлович, — отказался Коваль. — Шофера не нужно. И не «Волгу», а именно газик.

Под вечер к гостинице подъехал сам директор. Он не расспрашивал, зачем Ковалю машина и скоро ли дознаются про убийство Чайкуна, хотя догадывался, что отставной полковник милиции тоже не остался в стороне от расследования. Поинтересовался лишь, как живется в их маленькой гостинице и нет ли каких-то пожеланий; пожаловался, что совсем замотался, даже ночует не дома, а в поле; что не хватает рабочих рук, чтобы собрать богатый урожай и закончить осенние полевые работы.

Коваль, поблагодарив директора за внимание, обрадовался, когда тот попрощался и ушел. Дмитрий Иванович как был в спортивном костюме, так и сел в газик. Повозившись с рычагами, выехал на асфальтированную центральную улицу Лиманского, которая переходила в ровную и широкую ленту шоссе. Он быстро промчался мимо добротных сельских домов. Спрятавшись за кирпичные ограды, некоторые из них были похожи на настоящие коттеджи. Лиманское — село богатое: хорошие урожаи там, где земля не очень засолилась, Днепр с его дарами, виноделие для собственных нужд, а иногда и на продажу — все это создавало достаток местных жителей.

За селом газик помчался по вечернему шоссе, то опускавшемуся в долину, то выбегавшему на невысокие холмы. Широкие скошенные поля уже не золотились, а отсвечивали мягким светом, наплывавшим от доступного всем ветрам необозримого лимана.

А вот и назначенное место. Свернув с шоссе и резко сбавив скорость, Дмитрий Иванович через несколько минут оказался в долинке. Майор Келеберда уже поджидал его, не выходя из коричневых «Жигулей» с открытыми дверцами.

…Разговаривая, подошли к воде. Стали прохаживаться у еле заметного прибоя, шелест волн им не мешал. То опускаясь над водой, то вдруг взмывая у самого берега, — казалось, над самыми головами Коваля и его спутника, — жалобно вскрикивали две чайки.

— Особых новостей пока нет, Дмитрий Иванович. Дело подвигается медленно. И чем дальше, тем больше загадок… — Келеберда не спешил выкладывать свои соображения, а ожидал новостей от Коваля. Ведь не для прогулки над лиманом он его позвал.

Но и Дмитрий Иванович при желании умел молчать. Он понимал, что розыск далеко не продвинулся, и не стал настаивать на подробностях. Келеберда, подождав, все же пожаловался: