Следы на пляже

Стиви никак не могла понять, каким образом она потеряла самых близких подруг. Может быть, они помогли бы ей уберечься от саморазрушения безумными страстями. Ее поиски ярких взаимоотношений, безудержных страстей привели к теперешнему состоянию: заключению в одиночестве в тихом доме на берегу. Она стала такой отшельницей, что даже не могла вспомнить, когда до Нелл у нее были последний раз гости. Она немного удивилась, узнав о том, что Эмма вышла замуж за Джека, и понадеялась, что он стал хорошим отцом.

Два испорченных слезой крапивника – в сущности люди – почему-то напомнили ей императорских пингвинов. Ей вспомнилось путешествие, научная экспедиция в Антарктику, с Лайнусом Мерсом, ее вторым мужем. Она вспоминала слабый свет, плотное одеяло темноты, густоту звезд на небе – они висели на низком небе подобно фонарям, и казалось, их можно срывать и собирать. Она воскресила в памяти меховые одеяла, и как она горько плакала, потому, что жизнь на севере была слишком суровой для животных и без того, чтобы их убивали из-за их меха.

Лайнус пытался успокоить ее, но не мог ничего понять. Как странно для него было любить женщину с таким мягким сердцем, которая могла скорбеть по мертвым животным с такой страстью, что она предпочитала замерзать, но не заворачиваться в их шкуры. Уже тогда – а это был их медовый месяц, а заодно и научная поездка – Стиви знала, что сделала ошибку, выйдя за него замуж. Страсть, которую она испытывала к Лайнусу, оставалась такой же сильной, как и прежде, но она отступала перед зарождающимся пониманием того, что разделяло их, – трещины в их отношениях превращались в пропасть, разделявшую их миры, и это было непреодолимо.

Лайнусу всегда приходилось смотреть на нее несколько отстраненно, чтобы уберечься от ее своеобразного юмора, увлечений и оценок. Но фатальный недостаток Стиви был в ее страстном желании стать единым целым с человеком, которого она любила, желанием целиком слиться с его сердцем и душой. Лайнус был ученым, она – художником. Его мировидение было аналитическим, направленным на большее понимание удивительной приспособленности пингвинов к невероятно трудной окружающей среде. Ее мировидение, тоже не чуждое анализу, заставляло ее видеть эмоциональное, таинственное, поражающее ее тепло сердец птиц жестокого холодного климата.

Стиви встретила доктора Лайнуса Мерса в Вудхолле при морской биологической лаборатории, где он представлял свою работу про императорских пингвинов – Aptenodytes foresten. Она в это время собирала материал для своей следующей книги «Добрый отец», основанной на жизни птиц.

Она сидела восхищенная, когда Лайнус рассказывал о самых крупных видах пингвинов. Не способные к полету, они проводили всю свою жизнь на паковых льдах в Антарктике, согреваясь своим жиром и слоем перьев, которых на квадратном дюйме было целых семьдесят пять, то есть больше, чем у всех других птиц.

– Они собираются вместе, в плотную кучу, – говорил Лайнус, стоя перед темной аудиторией, показывая на экране фотографии, сделанные во время последней экспедиции.

Свет за экраном освещал резкие черты его лица: коричневые волосы с оттенком меда, нуждавшиеся в стрижке, высокие скулы, длинный прямой нос, решительный подбородок. Сидящая в первом ряду Стиви подумала, что он похож на профессора из Оксфорда.

Каковым он и был.

Их движения подобны танцу, а балетмейстер – холод. Постоянно двигаясь, кружась, они совершают повороты, обращенные к центру круга. Март в Антарктике – это начало зимы, в это время все живое покидает этот материк, но Aptenodytes foresten остаются для размножения.

Стиви вздрогнула на своем кресле, в снабженном кондиционерами зале маленького театра, подумав о любовных отношениях пингвинов, их танцах на льду и брачных ритуалах. Доктор Мерс пошутил над ней – она была совершенно уверена, что он сделал это в тот самый день, когда сказал: «У них есть нечто подобное ухаживанию. Это длится несколько недель, пока это всем им не покажется достаточным».

Мог ли он разглядеть в темноте, как она вспыхнула? Это невозможно, подумала Стиви, но он не сводил с нее взгляда. Держа в левой руке записную книжку, она видела, как его взгляд остановился на ее пальце с кольцом. Тогда она была замужем – что было немаловажным, хотя и не всегда, в глазах окружающих, за человеком, с которым познакомилась в художественной школе. Кевин Лесситер. Художник, музыкант, кулинар, алкоголик. Доктор Мерс уставился на ее обручальное кольцо – кстати, сделанное самим Кевином, – и Стиви подумала: «Боже, помоги мне не делать ошибок, ведь я замужняя женщина».

– После ритуала ухаживания, – продолжал доктор Мерс со своим великолепным английским акцентом, – самка откладывает только одно яйцо, одно-единственное яйцо. И потом… она уходит. Она – настоящая феминистка, говоря по-простому, и в том же самом смысле, хотя я обычно обманываю ожидания своих студентов, делая такое антропоморфное сравнение, он является отцом, мужчиной, совершенно свободным от дискриминации женщин.