Следы динозавра

— Кто же взял у тебя овечку? — грозно спросили люди. Чин объяснил, и люди позвали его с собой. Они пришли к речке, переправились на плоту на ту сторону и там увидели костер. Вокруг костра стояли и сидели люди, и Чин-Бао-Си узнал в них кое-кого из знакомых и соседей. Один из людей стал говорить, и Чин-Бао-Си слушал и думал, что никогда не слыхал столько слов сразу.

— Почтенные друзья, — говорил человек. — Все мы — мирные люди и не хотим никакой войны. А между тем, вот уже пятнадцать раз прошел великий праздник нового года, а война не прекращается. По всей нашей благословенной провинции Шань-Си разгуливают генералы, цзяни, и у каждого цзяня есть солдаты с пушками и ружьями, и эти солдаты хотят есть, пить и спать, не работая…

— Это очень верно, — важно заметил Чин-Бао-Си, потому что ему казалось, что человек обращается главным образом к нему.

— Но этого мало, почтенные друзья, — продолжал говоривший. — Солдаты уходят, но на их место приходят другие и отбирают все, чего не успели отобрать те. Потом приходят третьи, четвертые, пятые солдаты, и все они сердятся, потому что нечего больше отбирать… Но гораздо хуже поступают цзяни, потому что они не только сердятся и дерутся, а еще велят рубить землепашцам головы. Так вот, поэтому, почтенные друзья, — мы уходим в горы и присоединяемся к тайному союзу «красных пик»… Мы будем бороться и с солдатами, и с цзянями, и с минь-туанами, и с белыми дьяволами, — со всеми, кто препятствует нам мирно жить и работать…

Чин-Бао-Си решил, что все это правильно и остался с «красными пиками».

В горных перевалах скапливается лед — может быть годами, может быть десятилетиями, а может быть — и веками. Но бывает так, что лед не выдерживает больше своей собственной тяжести и — сначала медленно, потом все быстрей и быстрей, наконец — стремительно двигается вниз, сметая все на своем пути. Грозна ледяная лавина. Смерть ждет всех, кто станет на ее пути. Таковы и крестьянские восстания всех времен, веков и народов. Таково и движение китайских «красных пик».

Красные пики выступили рано утром на заре. Чин-Бао-Си был вместе со всеми, и он был вооружен серпом, надетым на длинную палку. У других повстанцев было такое же оружие, но некоторые были вооружены и огнестрельным оружием. К полудню красные пики подступили к железнодорожному пути. Первые же люди, подошедшие к насыпи, сковырнули рельсы. Путь был закрыт. Волей восставшего народа унижение больше производиться не могло. Чин-Бао-Си ликовал; он решил, что красные пики уже победили. Машинист бронепоезда, наполненного русскими кондотьерами[5], вовремя заметил опасность и пустил в дело тормоз. Поезд остановился, но со всех сторон на него устремились полуголые, оборванные, истощенные люди, вооруженные косами, палками, серпами и просто дубинами. Заработали пулеметы, — наперебой, как весенние гуси — и с насыпи покатились люди, сшибая по пути еще не задетых пулями, но неуклонно карабкавшихся кверху. Чин-Бао-Си ползком добрался до самого верха насыпи, но здесь-то его и срезал пулемет, — Чин-Бао-Си склонился к песку и замер.

Васька Свистунов слышал шум боя, ровную и точную работу пулеметов, но сделать ничего не мог: ему только и оставалось — смотреть вверх. И вот, вверху показался крестик аэроплана, стал увеличиваться, снижаясь, и повис над поездом. — Друг или враг? — лихорадочно думал Васька. — А что, если друг? — Аэроплан стал описывать круги, словно выискивая удобное место для спуска. Внезапно где-то недалеко ахнул взрыв.

— Что такое? — закричал один из пулеметчиков, высунувшись за борт платформы.

— Японец бомбы бросает, — ответили откуда-то извне.

Пулеметы работали, заглушая рокот мотора и рев наступавших китайцев. Но новый взрыв заглушил их равномерный стук.

— Что за черт? Никак японец в паровоз ахнул? — крикнул тот же пулеметчик.

— Берегись — бомба! — раздалась команда. Пулеметчики легли на пол платформы, рядом с Васькой. Новый взрыв потряс Васькин слух совсем рядом. Пулеметчики вскочили на ноги и один за другим полезли через борт платформы. Один из них подскочил к Ваське и взмахнул финским ножом.

— Конец, конец, — подумал Васька и зажмурил глаза. Но тут же почувствовал, что руки стали свободными; взглянул, увидел, что пулеметчик лихорадочно чиркает ножом по веревке, связывавшей ноги.

— Беги, браток, — сказал пулеметчик. — Как-никак, а русский… Не то японец бомбой разорвет. С этими словами солдат скрылся за бортом. Васька, все еще лежа, осторожно расправил затекшие руки и ноги.

— Куд-да, сволочи? — раздалось над самым Васькиным ухом, и Васька стал неподвижен. Высокого роста офицер прыгнул к пулемету, открыл замок, потянул из ящика ленту. Собрав всю оставшуюся силу, Васька мотнул рукой по полу, ухватил горсть земли и песку. Встал на ноги и швырнул песок в замок пулемета. Офицер обернулся, схватил Ваську за руку. В этот момент из-за борта протянулся серп на длинной палке и резнул офицера по голове. Рука офицера ослабла, Васька пихнул его кулаком в грудь и отскочил в сторону. Через борт платформы лезли полуголые желтые люди.