– Тюрьма? – Эльф замотал головой. – Но как, за что?
– Он издевается! – вспылил один из рабочих. – Дай только выбраться, уж я живо тебе память вправлю, эльфийское отродье! Нажрался, как, как…
Склонив голову набок, Тахл внимательно слушал парня.
– Не помнить. Это, наверное, из-за дрожжевых грибков, что содержаться в том напитке. Нам, камбервельцам, нельзя дрожжевые грибки, кажется… происходит процесс ферментирования… О! Я – с Камбервела! Вспомнить! Планета так называться, столица… – Эльф обхватил голову руками. – Нет, не помнить.
– Дурачком прикидывается, – со знанием дела кивнул один из рабочих.
– Прошу простить меня, оттого что влезаю в вашу беседу, однако не знаете, долго ли нас здесь еще… э-э-э… будут удерживать. Я… мы торопимся.
Все оглянулись. Говорил рыцарь. Полумрак камеры не позволял рассмотреть его, как и спутницу, которая по-прежнему куталась в темный плащ и хранила молчание.
– Это уж как повезет… как повезет, – вздохнул мастеровой.
Даниил засунул руку в карман, нащупав кругляшки золотых, порадовавшись в который раз, что их не обыскали.
Глава 24
Городская тюрьма Варосса – какие только тайны не окружали ее. Говорили, по тюрьме до сих пор бродят призраки Романа и его брата Глеба – замученных пытками Гуго I Кровавого. Тот же Гуго I заточил в это самое узилище двух из десяти своих жен. Одну – за измену, вторую за то, что не могла иметь детей. Изменницу, говорят, замуровали живьем в одной из стен. Шепотом, но вот уже много лет передают из уст в уста легенду о Бархатной Маске – узнике высокого происхождения, заточенном здесь без суда и следствия. Лицо несчастного никому нельзя было видеть под страхом смерти. Кем только не считали узника – и братом-близнецом Гуго V, и любовником Гуго IV Мирного, и даже герцогом де Бофором, который пропал без вести во время битвы при Ираклионе. Мальчишкой, Владимиров уже слышал эту историю, так что если подобный заключенный и был на самом деле, то сейчас он глубокий старик или давно умер.
Говорили, что видимая часть здания – это только малая толика того, что скрывается под землей. Как водится, подземные этажи упирались в крышу преисподней, а потайные ходы достигали Двора Чудес и даже эльфийского Равенора.
И, спускаясь все глубже и глубже бесконечными лестницами, инспектор Владимиров почти верил всем этим байкам. Еще бы проклятые колени не болели. Атомные боги, да кто ж делает такие высокие ступеньки! Для кого! Не иначе, для мучения несчастных инспекторов!
Владимиров не в первый раз посещал тюрьму, но всякий раз до этого, едва переступал порог, его охватывало желание поскорее выйти, выбраться отсюда. Иногда комендант, маркиз де Лонэ, радушным хозяином приглашал инспектора к себе в кабинет попить чаю, отобедать, просто поболтать, и всякий раз Владимиров отказывался. Ну не мог он заставить себя находиться в тюрьме дольше необходимого. Страх, страх, что когда-нибудь по поводу или без можешь очутиться за этими стенами не как посетитель. Поэтому – бежать, пока можешь выйти, бежать, как можно скорее. Похоже, де Лонэ это понимал, так как не очень настаивал и, кажется, не обижался.
– Сюда. – Охранник указал на одну из дверей, ничем не выделяющуюся в череде таких же в стенах полутемного коридора. Едва слышный визг доносился с той стороны двери. Когда он потянул дверь на себя, визг усилился.
Это была пыточная, одна из многих. Жуткого вида инструменты на стенах имели не столько прикладное значение, сколько психологическое. Так сказать, настраивали пытаемого на нужный лад. Некоторые пытаемые сознавались сразу, едва взглянув на стены. Окажись Владимиров на их месте – не приведи Атомные боги – он тоже, почти наверняка, сразу бы сознался во всем, включая сбор крови мертвых девственниц и совокупление с портретом Гуго VI.
Посреди помещения, как главное украшение, стоял стол, пыточный. От обычного стола он отличался наличием ремней для фиксации, кровостоками, несколькими отверстиями – в области затылка, ягодиц и спины, а также тем, что благодаря системе шестеренок мог вращаться и становиться вертикально.
На столе, привязанный и обездвиженный, лежал король крыс. Одна из голов бессильно откинулась, похоже, потеряла сознание, писки и визг издавала вторая. Палач, как и положено, в кожаном переднике орудовал у лап крыса, зажатых между двумя дощечками с длинными болтами. Палач что-то подкрутил, визг крыса усилился.
«А хвост – один», – вяло подумал Владимиров. Сцена была жуткая, несмотря на то что пытали не человека.
Хотя кроме палача люди здесь были. Двое. Первый – дознаватель, он же писарь, примостившийся за небольшим раскладным столиком у изголовья стола. Второй… переводчик короля крыс. Слава Атомным богам, сегодня это была не девушка. Юноша, такой же субтильный и бледный, стоял у стола, держа крыса за лапу и глядя на происходящее полными ужаса глазами. Еще бы, на его глазах низвергали хозяина, главу стай, почти бога.
Видимо, палач закончил, так как, едва охранник с инспектором вошли, принялся, ловко орудуя пальцами, отпускать болты на пыточных инструментах, а крыс перестал верещать.