Следующая остановка – смерть

Они прошли на небольшой высоте над караваном – и верблюды, взревев, бросились прочь, а арабы, погонщики караванов – разъяренно трясли винтовками, но выстрелить так и не решились. Они шли над дорогой – здесь, в отсутствие нормальных, четко видимых ориентиров, лучше всего держаться дорог и караванных путей: вертолет не верблюд, заблудишься – пиши: пропало. Они видели селения – небольшие, состоящие из хижин и более крупные, расположенные на вершинах гор, с потрясающе красивыми домами, буквально вырастающими из горной породы. Потом – показался город, большой, окруженный стоянками и таборами бедуинов и горцев, с кострами, скотом на продажу, поставленными палатками и более крупными жилыми сооружениями, играющими детьми. Они прошли город – и сразу пошли на посадку на его окраине, на огороженном месте, обсаженном кустарником (причем явно регулярно обсаженным, ровно по линейке) и пулеметными постами на обложенных мешками с песком позициях. Это был настоящий полевой аэродром, почти без оборудования – но все же. И самое удивительное, что британский полевой аэродром стоял на территории русского вассального княжества.

И никаких следов войны тут не было видно. Поверьте, сэр Роберт участвовал в переделках и четко знал, как выглядит военная база, солдаты которой принимают, или готовятся принять участие в войне. По крайней мере – они не будут сонными и не будут шляться как осоловевшие от жары мухи – как вон тот солдат…

Вертолет тяжело плюхнулся на землю, подняв облака пыли всеми тремя своими винтами. Как только пыль немного улеглась, стал виден стоящий прямо у вертолета британский Форд GP[82] с его примитивной, сваренной из стального прутка решеткой радиатора и длинным открытым кузовом – такой использовали техники ремонтных бригад КВВС. Рядом с ним – стоял среднего роста человек в арабском дишдаше и с закрытым клетчатым шарфом лицом.

Сэр Роберт первым выбрался из вертолета, подошел к незнакомцу, протянул руку

– Роберт Брюс, скводон-лидер КВВС, честь имею…

Неизвестный – пожал протянутую руку

– Как догадались?

– О чем вы?

– О том, что я не араб.

– Вы выше среднего араба. К тому же – я родился в Судане и нюх у меня есть. Араба от неараба – отличу…

– Вот и отлично.

– Сэр, традиции вежливости требуют представиться, тем более, что я уже сделал это.

– Люди зовут меня Джонатан-хаджи. И это имя мне нравится. Если не желаете оставаться здесь – садитесь в машину…

* * *

В Форде, даже с удлиненным кузовом – сложно было разместиться шестерым, да еще и с поклажей, но они все-таки сделали это, сев на борта и сложив меж собой свою поклажу, связав ее так, что не шелохнется. Так поступали летные техники, когда ехали к очередному самолету для ремонта, сэр Роберт хорошо это помнил. Вот так – они выехали на ухабистую дорогу, ведущую в город, и поехали по ней, мимо палаток племен. Машина – была одна на дороге, и они – были как посланцы из другого, совершенно непонятного и далеко ушедшего вперед мира. От палаток – шла тяжелая, невыносимая вонь[83] человеческого жилья, лишенного самой примитивной канализации, повсюду – нагло шныряли крысы, даже перебегая дорогу. Дети, грязные, шумные, босоногие – а бедуины и горцы путешествовали всей семьей – играли у дороги, рядом с полной грязи канавой с мертвым ягненком. Навстречу – шли ослы, мулы, в город гнали овец на продажу, у всех мужчин было огнестрельное оружие. Женщины – большая часть в глухой парандже, взгляды через узкую прорезь – как через прорезь прицела, от таких взглядов становится не по себе даже видавшим виды. И сам город – нищий, большой, грязный, неухоженный, город, в котором большая часть обитателей присутствуешь лишь временно, и мечтает лишь о том, чтобы продать свой товар, сохранить деньги и с облегчением удалиться в родные места – в горы или в пустыню. Трудно себе представить, что совсем недалеко, меньше чем в сутках пути самолетом – существует Лондон, с его залитой огнями Пикадилли, продовольственным отделом универмага Хэрродс и такими порочно-привлекательными кабачками в Сохо. Трудно поверить, что существует имперский Берлин с его У-баном[84], пронзающим под землей весь город, Тиргартен-парком, рейхстагом, железнодорожными вокзалами, озерами, аэродромами, откуда в сопровождении истребителей взлетают самолеты ДРЛО с вращающейся тарелкой радара на спине[85]. Трудно себе представить, что существует имперский Петербург, с его горбатыми мостами, блистательными салонами высшего света, стрелкой Васильевского острова, серыми силуэтами миноносцев на рейде, огромными заводами и тихой летней негой дач для «среднего сословья». Эти миры – они не существовали в едином пространстве, на одной планете, они давно раскололись, как льдина на весенней реке, их относило все дальше и дальше друг от друга бурным течением истории. И в стылую, с парком черную воду между ними – падали люди…