Жрец водрузил на алтарь широкую чашу с вязью на серебряных боках. На каменный постамент перед собой он положил книгу в черном кожаном переплете и, бережно прикасаясь, открыл на нужной странице. Еще раз оглядев зал, сиенн жестом погасил светляки, и пещера погрузилась в темноту. Пламя факелов дрогнуло, и по стенам зазмеились тени.
Ритуал начался.
Жрец отстегнул шавранку и положил ее в чашу, на его лице было написано сожаление. Похоже, в птице и впрямь заключается его магия. Пламя свечей взвилось, едва не опалив лица жертв, и сиенн довольно выдохнул. Все шло по его плану. На секунду замерев, он начал читать заклинание на неизвестном, каркающем языке. Я уже слышала этот режущий слух язык! На праздновании Темной ночи!
Несколько минут ничего не происходило: жрец монотонно продолжал взывать к богине, а жертвы, стоящие в кругу, с трудом соображали что происходит.
Я воспользовалась моментом, чтобы как следует изучить веревку. Ее шероховатая поверхность нагрелась под моими руками, и скрученные нити одна за другой отзывались на мои прикосновения. Даже удивительно, учитывая, что я отрезана от своих сил! Если немного ослабить их натяжение, то я смогу освободить руки.
Вдруг мое внимание привлек детский плач — маленькая девочка пришла в себя и хныкала, пытаясь освободиться. Черная веревка не давала ей сдвинуться с места, и та начала плакать все громче и настойчивее. Кажется, она вовсе не понимала, что происходит и где она находится. Жрец машинально потянулся к застежке, чтобы усмирить ребенка, но коснулся лишь плаща. На секунду его лицо приобрело выражение беспомощности, но он быстро взял себя в руки. Он недобро взглянул на девочку и продолжил читать заклинание, еще внимательнее вглядываясь в книгу.
Детский плач словно разбудил всех, стоящих в кругу факелов: Брисса в ужасе вертела головой, Акарди вновь начала смеяться, а Олан, стоящий у алтаря, сосредоточенно смотрел на пламя свечи.
Жрец начал нервничать. Может, он собьется, и ритуал прервется? По крайней мере мы выгадаем время! Дэмиор словно прочел мои мысли: он громко выкрикнул какое-то ругательство, и тут же получил мощный удар под дых. Я молчала: если мне удастся распутать веревку, то пользы я смогу принести больше.
Однако не успела я этому порадоваться, как к кругу подскочил один из слуг, вооруженный длинной палкой, ткнул в бок смеющуюся Акарди и захлебывающуюся слезами девочку. Сумятица утихла, и по пещере вновь разлилось напряжение.
Жрец тем временем читал все яростнее и, выкрикнув последнее слово, алчно впился взглядом в жертвенный круг. Маленькая девочка сжалась, пытаясь спрятаться за распущенными волосами.
— Иди сюда, милая, — ласково сказал жрец.
Я сглотнула, не желая видеть этого. Сиенн махнул рукой, и черные змеи исчезли. Слуга вытолкнул палкой девочку вперед, к алтарю. Олан, стоящий рядом, с ужасом смотрел на ребенка. Нож птицей взлетел в руку жреца, и он решительно вошел внутрь круга. Девочка взвизгнула, и сиенн ловко уложил ее на алтарь, и ее тело вновь оплела веревка. Мужчина со вкусом провел лезвием по шее девочки. Я всхлипнула: ее глаза закатились, а кровь, брызнув фонтаном, залила лицо и одежду жреца. Часть ее с противным булькающим звуком потекла в чашу. Едва первая капля упала внутрь, алтарь словно засветился изнутри, а жрец торжествующе вскинул руки:
— Кхира, моя госпожа, прими мою жертву! Возьми ее жизненную силу и магию через кровь.
Брисса тихо заплакала, ее обреченный вид вызывал боль. Дэмиор рядом дернулся, не в силах освободиться. Я зажмурилась и отвернулась, к горлу подступила тошнота.
Несколько томительных минут мы слышали, как кровь стекает в чашу. Когда стук капель прекратился, жрец вновь вернулся к книге и продолжил читать заклинание.
Я стряхнула с себя оцепенение и вновь принялась за веревки. Сердце колотилось как сумасшедшее, и мне с трудом удалось сосредоточиться. Растения в веревке потеплели в ответ на мое прикосновение. Чтобы не привлекать внимания шепотом, я мысленно обратилась к ним, прося отпустить меня. Я пробовала раз разом, но это ни к чему не приводило. Мои силы за время пребывания в пещерах заметно угасли, но я отбросила предательскую мысль о своей беспомощности.
Следующей стала Акарди. Оказавшись на алтаре, она громко захохотала, веревки с трудом удержали ее бьющееся в судорогах тело. Жрец взмахнул ножом, и она захлебнулась смехом, а кровь, забрызгав белое платье, ровной струйкой потекла в чашу. Кожу продрал мороз, но я не могла отвести глаз от страшного зрелища.
Третьей жертвой оказалась тихая девушка c рыжеватыми волосами. Она лишь всхлипнула, глядя на заносящего над ней нож жреца. Олан, вынужденный вблизи наблюдать за ритуалом, побледнел, сравнявшись цветом лица с собственной рубашкой.
Когда в кругу остались лишь Брисса и Олан, я от ужаса прикусила губу, в висках появилась тянущая боль. Мысленно я не прекращала взывать к веревке, и наконец она шевельнулась. В душе появилась надежда, и я чуть слышно шепнула:
— Освободи меня.