Следуя своему выбору

– Ты не понимаешь… – с лёгкой досадой останавливает меня Сан Саныч. – Советчиков может быть много, причём и добрых, и не добрых. Когда я сказал о совестливости, то имел в виду такое состояние, когда мы, порой бессознательно, сравниваем свои поступки с Божьими заповедями и решительно отбрасываем то, что им противоречит. Если же над нами стоит только закон, который, как ты уже, наверно, понял по своему случаю, то работает, то не работает, человек, не обременённый пониманием присутствия Бога, подсознательно начинает искать лазейки, как этот закон обойти. Пример – твоя бывшая жена с её угрозами позвать каких-то мальчиков с рынка. А сколько таких мальчиков творят суд и расправу, никого и ничего не боясь?

Не хотелось бы обидеть Бригадира, но, кажется, я готов в начавшейся дискуссии использовать в качестве примера пятничный случай.

– Но ведь когда мы проникли в мою бывшую квартиру, это трудно назвать праведным деянием.

– А что в наших действиях было неправедным? – усмехается он. – Дверь мы не ломали, морды никому не побили, а просто пришлось объяснить твоей бывшей кое-что из того, чего она не понимала или до сих пор не понимает. Ничего мы не нарушили! Она нас пустила сама, а дальше было убеждение с позиции силы. Согласись, что, когда наши силовые службы требуют от нас соблюдения закона, они тоже действуют с позиции имеющейся у них силы. Если бы этой силы не было, все бы их посылали по известному адресу, а так каждый из нас подсознательно прикидывает, как ему будет потом «бо-бо» в случае невыполнения предписанных требований. Разве не так?

– Так… – вздыхаю я, не видя в его словах нарушения логики.

– А вот если бы у каждого из нас был в сознании Бог, то и силовики стали бы не нужны. Тогда бы мы сами своими поступками не оскорбляли окружающих людей. Вот и весь расклад.

– Но ведь цинизм, о котором ты говорил, – это гораздо более широкое понятие.

– Каким бы широким оно ни было, именно это понятие определяет сегодняшнее общественное устройство. Согласись, ведь и люди, и нынешняя власть спокойно отвергают и мораль, и нравственные ценности. К слову, в воскресенье, заметь – на Невском, на книжном развале видел руководство по сексу! Для меня, человека, воспитанного на хорошей книге, увидеть такое на Невском – это святотатство! А теперь это в порядке вещей и никого не удивляет. Вот тебе и цинизм общества в полный рост. Кстати, я видел, у тебя собрана неплохая библиотека, надеюсь, ты не станешь её оставлять своей бывшей?

– Я бы сразу забрал, но, когда практически ночью срочно перебирался к родителям, не стал заходить в комнату, где она спала.

– Вот! – Бригадир торжествует и, видимо, по этому поводу сам наливает нам ещё по рюмке. – Ты тогда повёл себя, как совестливый человек, пойдя на поводу у цинизма её поступка. Скажешь, я не прав?

– Прав… – вздыхаю я, думая о том, что действительно сегодня слишком часто мне приходится пасовать перед, как было сказано у классика, «свинцовыми мерзостями жизни».

Часть 2 Наука выживать

Выбрав выходные для подготовки оставшихся вещей к транспортировке на новое место, в субботу приезжаю по своему прежнему адресу. От помощи в сборах, предложенной родителями, отказался, посчитав, что им находиться там будет тяжело. Открываю дверь комплектом ключей, переданным мне накануне в присутствии Сан Саныча. Бывшая жена, услышав, как хлопнула входная дверь, выходит в прихожую. Решив, что пора вспомнить, кто тут настоящий хозяин, с порога заявляю:

– Я сейчас буду собирать вещи. Уложу их в той комнате, в которой прежде спал. Постараюсь увезти, как только будет возможность их разместить в новой квартире.

На лице бывшей благоверной вижу брезгливую улыбочку.

– Я тебе помогла, – усмехаясь, заявляет она. – Твоё барахло туда уже вынесла.

Понимая, что это очередная провокация, открываю дверь и вижу небрежно сброшенные в кучу прямо на полу какие-то мои старые вещи.

– Ну это ещё не всё, – спокойно бросаю с ответной усмешкой. – Я заберу всю библиотеку, которую собирал на свои деньги.

Честно говоря, упоминать про то, кто, сколько и куда вложил, мне совсем не хочется, но сейчас я вижу, что без этого не обойтись, ведь это единственный язык, который теперь понимает Люся. Она в ответ пожимает плечами и скрывается в бывшей гостиной.

За час увязал в узлы и то, что может пригодиться, и то, что просто мне дорого. Когда вхожу в комнату, где стоит мебельная стенка с книжным шкафом, слышу ехидное замечание:

– Разве тебя твои папочка и мамочка в детстве стучаться не приучили?

– А я у себя дома, – бросаю через плечо и, отодвинув в сторону приготовленные для транспортировки на рынок какие-то тюки с импортными шмотками, начинаю выгружать с полок книги.