— Ваш нос, похоже, хорошо заживает, — заметила она, чувствуя необходимость сказать хоть что‑нибудь, чтобы отвлечься от трепета где‑то под ребрами. О том, что Даниель дрался, свидетельствовал теперь лишь небольшой синяк вокруг глаза, и Ева снова ощутила укол любопытства — кто же был его соперником? Какой‑нибудь бандит? Или ревнивый бойфренд одной из его пассий?
— Ты хорошо поработала.
Она выдавила из себя подобие улыбки.
— Вы сходили к врачу?
— Это было ни к чему.
Дворецкий вошел на террасу, неся поднос с двумя высокими стаканами и парой бутылок воды.
— Не знал, какую вы предпочитаете — простую или газированную, поэтому принес и ту и другую, — сообщил он, ставя стаканы и бутылки на стол. — Могу я предложить вам еще что‑нибудь перед ужином?
— Мне ничего не нужно, спасибо, — ответила Ева.
— Еще один скотч, — потребовал Даниель. — И прихвати бутылку.
— Как пожелаете.
Даниель указал ей на стол:
— Присаживайся. Чтобы не терять зря времени, я уже заказал еду на нас двоих. Если тебе что‑то не понравится, повар приготовит, что захочешь.
Ева почувствовала раздражение. Она не была привередой в еде, но его самонадеянность не понравилась ей.
— И что вы заказали?
— Суп из брокколи с сыром стилтон, потом веллингтонский пирог с говядиной, — улыбнулся он, занимая свое место за столом. — Подумал, ты скучаешь по дому и тебе будет приятно отведать исконно английской еды.
Несколько ошеломленная, она села за стол напротив него.
— Исконно английской еды? Но я из Нидерландов.
— Ты голландка?
Его изумление почти заставило ее улыбнуться. Какая ирония. Однажды он провел с ней целый вечер, но даже не удосужился узнать, откуда она родом. Для него она была просто очередной привлекательной женщиной, которую он намеревался заполучить в свою постель на одну ночь, считая, что она будет вне себя от счастья.
— Я родилась и выросла в Роттердаме.
Он наморщил лоб.
— Я почему‑то решил, что ты англичанка.
— Многие так думают.
— У тебя совсем нет акцента.
— Англичане его замечают, но вы итальянец, поэтому он не режет вам ухо.
Дворецкий принес бутылку скотча для Даниеля и спросил, не хочет ли Ева к ужину чего‑нибудь покрепче воды. Она покачала головой и перевела взгляд на Даниеля.
— Думаю, этим вечером мне лучше сохранять ясную голову.
Даниель усмехнулся. Ясная голова пригодилась бы и ему, но он рассчитывал, что скотч поможет ему легче справиться с предстоящим разговором.
— Какими еще языками ты владеешь?
— Английским, испанским и французским, еще сносно говорю на итальянском.
— Докажи, — попросил он, перейдя на родной язык.
— Зачем? — тоже по‑итальянски спросила Ева. — Хотите подловить меня?
Рассмеявшись, он покачал головой:
— И это ты называешь «сносно»?
— Пока я не могу смотреть фильмы на каком‑то языке, не упуская деталей, я не считаю, что свободно им владею, — пояснила она уже по‑английски.
— Тогда давай разговаривать на итальянском. Это тебе поможет.
Она отрицательно покачала головой.
— Вы сказали, нам надо обсудить что‑то важное. Мы оба хорошо говорим по‑английски, и мне хотелось бы понимать все нюансы.
— Ты мне не доверяешь?
— Не вполне.
— Я ценю твою откровенность. — Честность была редкой гостьей в его мире. Родные Даниеля были безупречно честны с ним, но с тех пор, как он высоко поднялся в области архитектуры и заработал свой первый миллиард, едва ли в его окружении был хоть один человек, который осмелился бы прямо сказать ему «нет».
Дворецкий вернулся на террасу с первым блюдом. Поставил на стол суповые тарелки и корзинку с булочками.
Ева склонилась над столом, вдохнула исходящий от еды аромат и удовлетворенно кивнула.
— Пахнет вкусно.
Дворецкий слегка поклонился.
— Булочки свежевыпеченные, но, если вы предпочитаете безглютеновые продукты, я принесу.
— Я не боюсь глютена, — улыбнулась Ева. — Но благодарю за предложение.
Ева оказалась первой женщиной на памяти Даниеля, которая не сидела на какой‑нибудь диете и спокойно относилась к продуктам с глютеном. Это было так необычно и выгодно отличало ее от других представительниц прекрасного пола, с которыми он встречался. Да и выглядела она иначе: приятные округлости и изгибы фигуры, красивая заметная грудь. Ева Берген была очень сексуальна, и Даниель с удовольствием полюбовался бы ею в более женственной одежде. А еще лучше — вообще без одежды.
Когда они снова остались одни, она взяла булочку, разломила ее и спросила:
— Так что вы хотели обсудить?
— Сначала ужин, потом разговоры.
Она положила булочку на тарелку.
— Нет, давайте лучше поговорим во время еды, или я решу, что вы просто обманом опять заманили меня на свидание.
— Я не заманивал тебя обманом на прошлое свидание, — возразил он.
— И все же наша прошлая встреча была свиданием. Вопросы, которые вы задали мне о больнице, вполне можно было обсудить в течение пяти минут за чашкой кофе.
— Это было бы совсем не весело.
— Моя работа — это не веселье, синьор Пеллегрини…