А почему бы и нет? На глазах ошарашенных однокурсников (и отдельно ошеломлённого Придда) Ричард принял вызов и, загибая пальцы, стал вспоминать названия кораблей Кастильской армады. Почему именно Кастильской — чёрт знает, но по ходу своего не очень блистательного, но всё же выступления Дик понял, что к чему. В основном благодаря хитрющей ухмылке Алвы.
Вчера вечером, когда Ричарду уже пора было завязывать с экспериментами, ему пришло в голову объявить себя потрясающим знатоком испанского флота. Так Дик познал на собственной шкуре, почему матушка свято убеждена во вреде алкоголя: заявлять такое военному историку-испанцу — двойное самоубийство.
Интересно, это месть или шанс исправиться? Ричард не заметил, как перечислил штук двенадцать названий, и на ум просились ещё несколько.
***
Квентин хмуро смотрел на свежую прессу. Многое шло не по плану: например, отвести внимание от ОГУ примерным поведением студентов не удалось, скорее уж, они его только привлекли. Какие-то репортеры вчера таки проходили мимо, и, естественно, раздули из мухи слона. В их исполнении бунтующих было человек на сто больше, чем на самом деле, Рокэ рвал студенческие десятками, а Дорак гневно кричал. Он, Дорак, не только не кричал гневно, он вообще не произнёс ни слова, а вот Алве за студенческий придётся ответить…
Или не придётся? Ведь, с другой стороны, всё идёт не так уж плохо. Проректор всего лишь поддерживает свою подчёркнуто отвратительную репутацию, перетягивая весь огонь на себя, а пока пресса и студенчество заняты тем, что убеждённо ненавидят Алву, Дорак вместе с ректором и своим кабинетом вытаскивают университет за уши из долговой ямы. Если бы не предыдущий ректор, не было бы у них сейчас проблем с министерством образования… Если бы новым ректором был не Оллар, а кто-нибудь другой, они бы не затянули решение проблемы и не болтались бы сейчас на самой грани. Они слишком поздно спохватились, Фердинанд успел замечательно ничего не сделать, и вот — пожалуйста…
Кто-нибудь другой, повторил про себя Квентин и усмехнулся. «Кто-нибудь», откликающийся на Рокэ, на предложение заменить Оллара на себя вежливо намекнул, что разобьёт об его голову кофейник. Не в таких, конечно, выражениях, но всё же.
Потягивая кофе из автомата и с ужасом привыкая к нему, председатель отложил газеты, журналы и прочие источники неприятной информации и прикрыл глаза. Как ни странно, ещё не всё потеряно. Во всяком случае, для ОГУ, но не для отдельных людей. Исключённые студенты — те были исключены немедленно и всё ещё законно, только вот такой всплеск активности не могло проигнорировать министерство… Альдо Ракан куда-то подевался, как будто залёг на дно, хотя уж кому, а ему Дорак не доверял никогда… Неожиданно пострадавший в аварии Эпинэ тоже наводит на размышления.
Неважно. Сначала — кофе, пусть и дерьмовый. А потом он лично поспрашивает у своих «шпионов», что сегодня криминального произошло в богоспасаемом университете.
***
Рокэ одной рукой подписывал приказы об отчислении, другой — чесал кота, и при этом пел. Если бы Квентин не знал его достаточно долго, это душераздирающее зрелище вызвало бы у председателя смешанные чувства. Но Дорак, к счастью или к сожалению, давно привык к милой манере Алвы одновременно чинить зло и ласкать котиков, делая и то, и другое вполне заслуженно, поэтому он просто сидел в кресле для посетителей и задумчиво смотрел на свой кофейник. А ведь он, кофейник, всё ещё здесь, в кабинете первого проректора ОГУ, через пару метров от его, Квентина, кабинета. Почему бы не взять и не забрать?
— Даже не думайте, Квентин, — пропел проректор. — Колиньяра тоже лишаем головы?
— Лишаем, — рассеянно кивнул Квентин. — Рокэ, вы садист. И я не про студентов, бог с ними, со студентами.
— Вы так их невзлюбили, что посылаете им в помощь целое ничего?
Богохульнические шутки председатель традиционно игнорировал.
— Вы, я погляжу, в отличном настроении для объекта всеобщей ненависти.
— Потому что надо уметь вовремя снимать стресс, — объяснил проректор. — Всё, Колиньяра больше нет. Какая жалость… Это он держал очаровательный плакатик с требованием, чтобы нас с вами побрал чёрт?
— Если немного перефразировать, то да. Мне сказали, — сменил тему Дорак, — что Курта не будет ещё день-два. Слишком уж часто Юлиане вздумалось рожать…
— Поверьте мне, Квентин — чаще, чем любая другая женщина, она точно не сможет!
— Рокэ, вы выиграли в лотерею? — не выдержал председатель. — Что случилось? Всё плохо! Или необходимость заменять Вейзеля вас окрылила?
— Возможно, это действительно связано, — протянул проректор, отталкивая готовые бумаги и прикрывая глаза ладонями. — Мы с первокурсниками замечательно повоевали. Нелюбимый вами юный Окделл так и вовсе блистал… Интерес к испанской истории греет мне душу.
— Главное, чтобы это был не юный Окделл, — в тон ему перебил Квентин. — Вы же помните, что мальчик слишком вспыльчив и легко ведётся на… всякое? Я давно не видел его у Штанцлера, но это ничего не значит.