Следуй за солнцем (СИ)

Как только в руках у Алвы оказалась тонкая картонная книжечка, он, не глядя, разорвал её на две части, и студенческий с хрустом развалился. Изнутри вывалилась оторвавшаяся фотография. Никто не дышал.

— От имени господина ректора Оллара, вы исключены из ОГУ, — равнодушно сообщил проректор. — Ко всем остальным просьба отдать студенческие билеты добровольно. Документы — документами, но обложки ещё пригодятся.

========== 12. Ричард ==========

Ричард сидел на первом этаже главного корпуса и пил обжигающе горячий кофе из автомата. Вкуса он почти не чувствовал, но горлу было хорошо, хотя кто-то говорил ему, что при простуде надо пить тёплое, а не горячее. Вокруг суетились возбуждённые однокашники и старшекурсники, кто-то всё время упоминал Альдо, кто-то — Эгмонта Окделла, про Алву говорили шёпотом, а Ричард слушал это всё и хотел домой. Почему отцу вздумалось стать символом свободы?! Почему ему, а не кому-то другому? Дик был готов простить ему всё, включая отсутствие дома четвёртый год, но не то, что теперь он был вынужден ходить по собственному универу с опущенной головой, чтобы не смотреть никому в глаза. Конечно, он мог присоединиться к Альдо и «продолжить дело отца», мог взбунтоваться и…

Взбунтоваться и вылететь из университета, в который с таким трудом поступил? Дик не был готов на это пойти даже ради отца. Его в очередной раз напугала эта мысль, но, кажется, уже не так сильно, как поначалу.

Срочно нужно было посоветоваться с умным человеком, который хорошо знал отца. Ноги сами принесли Ричарда в соседний корпус на этаж дядюшки Августа. Он не успел остановиться, поскольку Штанцлер как раз подходил к своему кабинету и сразу же его засёк.

— Дикон! — воскликнул друг семьи и всплеснул руками. — Выглядишь неважно, заходи…

У Ричарда появилось нехорошее предчувствие, но отказывать дядюшке Августу он ещё не научился. Зайдя внутрь и покорно приняв литр горячего чая с ромашкой, он принялся слушать, пообещав себе обдумывать каждое слово Штанцлера. Не то чтобы Ричард ему больше не верил — поводов не было, но после полугода с лишним высшего образования он научился смотреть на вещи под разными углами. Даже на те вещи, которые с детства считаешь твёрдыми и незыблемыми.

— Эгмонт бы такого не хотел, — начал вздыхать Штанцлер, сцепив пальцы в замок и встревоженно глядя на Дика. — Он бы никогда не пожертвовал студентами, слышишь, Дикон? Никогда. Ни ради настоящей свободы, ни ради лживой… В последнее время я много думал о том, о чём мечтал твой отец. Это кажется всем утопией, но никто ведь даже не попытался! Людьми двигают лишь деньги, деньги и собственная власть…

Ричард кивнул, придумывая, как бы заставить его продолжить. Он поймал себя на том, что впервые слушает об отце без эмоций, просто воспринимает информацию и пытается обдумать её сам. А ещё к этому явно примешалась поднимающаяся температура, если ему не показалось…

— Впрочем, ты сам всё видел, — покачал головой дядюшка Август. — Быстро и безжалостно. Они даже не выслушали их требований — ни Дорак, ни Алва. У нас нет свободы слова, Дикон, нет и никогда не было.

«У нас мало времени», сказал Рокэ. Ричард вовремя прикусил язык и слушал дальше.

— Я не только не всевластен, благодаря Дораку я постепенно скатываюсь всё ближе к увольнению, но кое-что всё-таки могу, — твёрдо сказал Штанцлер. — Да, срок давно вышел, но я всё ещё предлагаю тебе свою помощь, Дикон. Я могу поговорить с Катариной, и, конечно, если она всё ещё не передумала, подыскать тебе другого руководителя…

— Нет, — сказал Дик. Дядюшка Август удивлённо моргнул. — То есть… спасибо, не надо, дядюшка Август. Уже поздно.

— Признайся, только честно — Алва сильно над тобой издевается? Я слышал такое, да что слышал — видел…

Ричард не нашёлся с ответом, поскольку опешил от формулировки. Он тоже много чего слышал, даже дома — особенно дома, но первый проректор правил его отвратительно нелогичные тексты, объяснял, как правильно, учил готовиться к выступлению и не нервничать у доски, поил кофе и кормил мороженым. При мысли о мороженом горло кольнуло, и Дик вернулся в реальность. К сожалению, Штанцлер истолковал его молчание строго наоборот:

— Я так и думал. Бедный ребёнок… Наивно было полагать, что, избавившись от отца, этот человек пощадит сына.

И об отце они тоже говорили. Ричард всё ещё не понимал всего, но Рокэ просто не сказал… просто не стал говорить, почему всё-таки Эгмонт… надо спросить его как следует, найти правильную постановку вопроса, ведь не может же такого быть!

— Что изменилось, Дикон? — донёсся до него голос Штанцлера. — Ты больше не хочешь под начальство госпожи Ариго? Мне показалось, она тебе нравится.

— Да, — каркнул Ричард, забыв о горле, — она мне нравится. Дядюшка Август, она отказала мне лично, свидетель — Робер Эпинэ. Я не стану проситься ещё раз, тем более, у госпожи Ариго так много студентов…

— Я просто хочу помочь тебе. Мирабелла…