Следствием установлено

- Это мы и без вас знаем, - будто отрубил милицейский начальник. Лицо его стало еще строже, и Проню совсем уж всего обожгло ознобом, даже спина покрылась холодным потом.

- Прокопий! - строго сказал Чернышев. - Не кати бочку на Столбова. Говори правду - с тобой не в бирюльки играют.

- А чо мне играть?

- Где, когда и у кого видел Витькин ключ?

- Ну, у мужика одного видел.

- Где? Когда?

- В райцентре. В тот год, когда колодец засыпали, - Проня поправил сползающую с плеча тельняшку, для убедительности добавил: - Вот эту рубаху он мне подарил.

Чернышев зло покосился.

- Не крути. Рассказывай, как на духу! Иначе за сокрытие преступления в тюрьму сядешь.

«Загибает Маркел Маркелович. Не те времена, чтобы за разные пустяки в каталажку садить. Хотя черт их знает… Вон у милицейского начальника какие большие звезды на погонах, да еще по две на каждом. Власть, должно быть, у него немалая. Может, чего доброго, и засадить…» Проня опять вздохнул:

- А чо крутить. Все, как ясный день. В ту осень телка ногу сломала, пришлось прирезать. Поехали с бабой в райцентр, мясо продали. Она десятку на рубаху сунула. А чо такое для меня десятка? Пошел по ларькам смотреть, этот мужик и подвернулся. Он у нас на уборочной работал, из города присылали его. Как-то в Ярском с ним доводилось выпивать, навроде знакомые были. Вот у ларьков и подвернулся он мне. Говорит, бери бутылку белой и бутылку красной, закуска есть, а рубаху я тебе матросскую бесплатно дам, ей износа не будет. Подумал: чо от такой дурнинки отказываться? У него машина возле базара стояла, закрылись в кабину и выпили обе бутылки. Закуску он из-под сиденья доставал, там я и видел Витькин ключ.

- Что ж ты Столбову не сказал об этом, когда он у тебя ключ спрашивал? - снова вскипел Чернышев.

- Когда Витька справлял с меня ключ, я его еще не видел у того мужика. Да и чо на хорошего человека говорить. Он же рубаху мне подарил, а Витька из-за ключа не обеднял.

- Подарил! - Чернышев сердито сплюнул. - За твои деньги.

- Деньги же мы вместе пропили, а рубаха крепкая. Сколь годов таскаю. Да и закуска, куда ни кинь, его была.

- В какой машине пили? - спросил подполковник.

- Не помню, - попытался увильнуть Проня. И опять взбеленился Чернышев:

- Зло на Столбова вон сколько времени помнишь! Говори всю правду, добром тебя просят…

Проня чуть не до ушей втянул голову в плечи:

- Машина ЗИЛ, почти новая.

- Кабина какого цвета?

- Кто его знает, как тот цвет называется.

- Как - кто его знает?… - подполковник строго посмотрел на Проню: - Вы что, дальтоник? В цветах не разбираетесь?

- Разбираюсь мало-мальски.

- Так какой же была кабина: зеленой, синей, красной?

- Не зеленая, не синяя и не красная. Навроде желтой, только не совсем. Вот когда у моего пацана Степки живот схватит… Как тут культурно сказать? - Проня пожал плечами: - Детского помета, что ли?…

Чернышев, чтобы скрыть внезапную улыбку, отвернулся, заходил по кабинету широкими шагами, приговаривая:

- Ах, культура ты, культура. Не сносить тебе головы, голуба ты моя. Годов тебе уж не мало, а разуму - что у твоего Степки, - и, остановившись против Прони, спросил в упор: - Когда ты, Прокопий Иванович, только за ум возьмешься? Сколько уж времени я тебя к настоящей жизни тяну, на бульдозериста с грехом пополам выучил, думал, поймешь, человеком станешь, а ты ничего не понимаешь.

Проня слушал как завороженный, растерянно мигая покрасневшими веками и придерживая рукой сползающую с плеча тельняшку. Со стороны казалось, будто его только-только разбудили и он спросонья никак не может сообразить, что же вокруг него происходит. Кое-как нарисовав в протоколе допроса свою фамилию, он так и ушел, беспрестанно хлопая глазками и придерживая одной рукой сползающую с плеча тельняшку. Ушел, удивляясь, почему его отпустили домой…

После Прони Тодырева подполковник беседовал с Мариной Зорькиной, Юркой Резкиным, заикающимся шофером председательского «газика» Сенечкой Щелчковым. Все они к предыдущим своим показаниям, кроме незначительных уточнений, ничего нового не добавили.

Дольше других в председательском кабинете пробыли Столбов и Егор Кузьмич Стрельников. Столбов припомнил, что отданные ему шофером туфли и косынка были завернуты в газету «Сельская жизнь» и над ее заголовком стояла карандашная надпись «Ярское». «Сельскую жизнь» в Ярском выписывал почти каждый третий житель, но подполковник, начав беседу с бывшим почтальоном Егором Кузьмичом Стрельниковым, в первую очередь поинтересовался, как могла появиться на газете карандашная надпись названия села.

- Дак это, слышь-ка, в узле связи райцентра, когда между почтальонами распределяют газеты, на каждой пачке их пишут название деревни. Чтоб не запутаться, значит, - пояснил Егор Кузьмич.

- Не помните, кому из подписчиков отдали тот экземпляр «Сельской жизни»? - на всякий случай спросил подполковник.

Старик погладил голую макушку, задумался.

- Великие события помню, дни рождения выдающихся людей и своих деревенских… а вот газету не припомню.

- А вы постарайтесь припомнить. Возможно, что-то необычное в тот раз произошло. Ничего такого не было?