Следствием установлено…

— Тут я могу быть вам полезен. Ваш покорный слуга — член парткома и потому общаюсь с Лубенчиковым чаще, чем с Колчиным или Кулешовым. В прошлом он инженер, окончил институт заочно, опыта партийной работы маловато. Выдвинули его по инициативе директора. Возможно, увидел он в нем организаторские способности. Однако через годок стало всем ясно: не тянет секретарь. Мельчит, уходит от острых вопросов, теряется в конфликтных ситуациях. Взять хотя бы пресловутую историю с директором. Лубенчиков выглядит в ней отвратительно. Он не проявил должной требовательности, твердости характера, на обсуждении занял неопределенную позицию, ходил вокруг да около. То на Кулешова оглянется, то на Ракова. В райкоме партии, где также рассматривали этот вопрос, только мямлил. Тем самым он отдал директора на откуп. И хотя многие его чисто человеческие качества остаются выше всяких похвал, я не могу относиться к нему с уважением.

— Ладно, Константин Сергеевич, о ближайших помощниках мне все ясно, но скажите все-таки, кого вы подозреваете как возможного автора писем?

— Еще раз повторяю: не знаю. Обиженные есть, но сказать на них такое…

— А как, на ваш взгляд, слухи о связи директора с Ефремовой верны?

— Увольте, увольте, Вячеслав Владимирович. Я считаю для себя оскорбительным обсуждать эту тему. Игоря Арсентьевича я уважаю и не стану пачкать его разговорами на эту тему. Потом, такие дела знают только два человека.

— Чудак, — улыбнулся Вячеслав. — Кулешова несколько лет пачкают во всеуслышанье, даже в печатном виде, а вы говорить на эту тему считаете зазорным.

— Пусть это останется на совести людей, которые пишут, а я до слухов или сплетен по столь щепетильному вопросу опускаться не буду.

— Ну, хорошо, — устало сказал Вершинин, — оставим разговор. Я захватил с собой сегодня бумаги, поработать вечерком, среди них и материалы ведомственных проверок вашего завода. Тут и анонимные письма. Взгляните — может вам знаком шрифт пишущей машинки?

Он открыл закладку и, переломив толстый том надвое, передал его Охочему. Тот осторожно взял его и несколько минут внимательно изучал. Потом положил на стол и отрицательно покачал головой. Разговор угас сам собой. Посидев еще с полчаса, Охочий распрощался и ушел.

«Итак, надо подвести итог состоявшейся встрече, — подумал Вершинин, проводив гостя. — Что дал мне визит начальника цеха, на помощь которого я рассчитывал и рассчитываю?» — размышлял он, пытаясь отбросить все незначительное и второстепенное из услышанного сегодня и сконцентрировать внимание на главном.

«Охочий — человек осторожный, исключительно осторожный, — решил Вячеслав, припоминая отдельные фразы и характерные интонации гостя, — и его пугает фельетон: «Криминалист с сельмаша». Теперь многие на заводе, обжегшись на молоке, дуют на воду. Зачем он пришел, что хотел мне подбросить? Линию Раков — Колчин? Но она, скорее, следствие обычных человеческих взаимоотношений — симпатии или неприязни друг к другу. Представить таких людей анонимщиками трудновато. Возможно, что оба они недоброжелательно относятся к Кулешову, их устраивают идущие на него анонимки, они дают им ход, но это не главное, а производное. Нужен непосредственный исполнитель, кустарь-одиночка, съедаемый тайной ненавистью к директору. Где он? Как найти путь к нему? Придется проверять поголовно всех обиженных и недовольных. И все же Охочий — большой хитрец. Ловко он умеет подбрасывать информацию для размышлений».

Сон подкрался незаметно. Вершинин откинулся на спинку кресла и задремал.

ТРУДНЫЙ РАЗГОВОР

Инесса Владимировна Кулешова выглядела несравненно лучше. Болезненная желтизна, прежде резко бросавшаяся в глаза, сейчас почти исчезла. Она как бы смягчилась, отступила внутрь, больше напоминая остатки южного загара. Изменилась Кулешова не только внешне. Не осталось следа прежней растерянности. Она выглядела как человек, решившийся на отчаянный шаг и спешащий сделать его поскорей.

Для Вершинина ее визит был неожиданностью. В его планы не входила встреча с ней. Он понимал, что любой разговор рано или поздно коснется сплетен о связи Кулешова с Ефремовой, и хотел оградить Инессу Владимировну от этого. Но она пришла сама. Судя по ее настроению, разговор предстоял серьезный и, как он смутно догадывался, скорее всего на тему, от которой ему хотелось бы уклониться.

— Вы по поручению Игоря Арсентьевича? Он что-нибудь просил передать? — вежливо поинтересовался Вершинин. — Как его здоровье?

Первый вопрос Кулешова пропустила мимо ушей.

— Игорь Арсентьевич чувствует себя лучше, — дрожащим от волнения голосом ответила она на второй. — Вчера ему разрешили полежать на боку. Однако поддаваться иллюзиям преждевременно: обширный инфаркт.

— Главное, первый месяц, а потом он пойдет на поправку, — неуклюже попытался успокоить ее Вершинин, — сейчас ведь у него состояние удовлетворительное.