Следствием установлено

– Какой конь? – Березова недоуменно вздернула брови, однако быстро сообразила, что ее разыгрывают, и взорвалась пуще прежнего: – Прислали дурацкую машину! Шофер: «Вас приказано доставить в уголовный розыск». У мамы инфаркт, папа чуть заикой не стал. А вы после всего этого пытаетесь еще плоско острить!

– Светлана, вы же – сибирячка. Не надо так темпераментно разговаривать. – Антон усадил Березову, торопливо налил ей из графина в стакан воды. – Будем говорить спокойно. Мы ведь не дети знойного юга, мы взрослые люди. Что случилось? Вы искали меня? Расскажите все по порядку.

Березова, чуть не опрокинув, поставила стакан на стол, съежилась и замолчала так же неожиданно, как ворвалась в кабинет. Какое-то время она, будто нахохлившийся воробей, переводила взгляд то на Стукова, то на Антона. Затем вдруг открыла сумочку и протянула Антону почтовый конверт:

– Это тоже письмо Феди Костырева. Прислано, как видите, моей маме и отправлено в тот же день, когда и мне.

Антон вынул из конверта точно такой же листок, на каком было написано письмо Светлане, и увидел тот же, костыревский, разборчивый грамотный почерк:

«Нина Михайловна, я сделаю все так, как вы просите. Умоляю вас: берегите Светланку! И никогда не пишите мне подобных писем. Я буду их сжигать, не читая. Прощайте». – Антон вложил письмо в конверт и, посмотрев на Березову, спросил:

– Что писала Федору ваша мама и о чем его просила?

Березова, словно спохватившись, отпила из стакана несколько глотков воды и заговорила:

– Вчера, когда я вернулась домой после «Космоса», мама стала интересоваться, почему уголовный розыск собирает сведения о Феде. У нас состоялся крупный, серьезный разговор, после которого мама отдала мне это письмо. Она клянется всеми святыми, что ничего не может понять. Мама ничего не писала, не говорила и ни о чем никогда не просила Федю. Теперь вы понимаете, что его кто-то спровоцировал? – недоверчиво посмотрела на Антона. – Нет, по-моему, вы ничего не понимаете!

Наступило молчание. Взяв у Антона письмо, Степан Степанович внимательно несколько раз перечитал его и поглядев на Березову, спросил:

– Вы можете съездить к родителям Костырева?

– М-могу… – Светлана непонимающе уставилась на Степана Степановича. – Но объясните, для чего это нужно? И вообще…

– Мать Костырева с вами будет откровеннее, чем с работниками уголовного розыска. Разузнайте у нее, получал ли последнее время Федор письма. Если получал, попробуйте их разыскать.

– Когда мне ехать?

– Чем раньше, тем лучше.

Разговор прервал телефонный звонок. Березова что-то хотела сказать, но Степан Степанович предупредительно поднял руку и снял телефонную трубку. Ответив, он тут же подозвал Антона:

– Тебя. Голубев вызывает.

Антон разговаривал не дольше пяти минут. По тому, как изменилось его лицо, Степан Степанович понял, что разговор серьезный и не для свидетелей. Когда Антон медленно опустил телефонную трубку на аппарат, Березова сразу же заговорила:

– Я выеду сегодня вечером. Буду вашим нештатным следователем. Или у вас иначе должности называются? Может быть, пистолет дадите? Федя ведь пишет маме, что меня надо беречь, – пошутила она.

– Не пугайтесь, Света, – с самым серьезным видом сказал Антон. – Я еду домой этой же электричкой.

Степан Степанович удивленно взглянул на него, но ничего не спросил. Только подсказал:

– Постарайтесь ехать в разных вагонах.

– Даже интересно становится, – Березова чуть улыбнулась и, попрощавшись, направилась к двери.

Когда за нею захлопнулась дверь, Степан Степанович посмотрел на Антона.

– Что сообщил Голубев? – спросил он.

– Отравилась сменная продавщица обворованного магазина. Молоденькая девчушка, Лидия Ивановна Чурсина.

10. Голубоглазая наивность

Несмотря на вечерний час, жарко жгло солнце. В ожидании электрички Антон задумчиво стоял, облокотившись на перила виадука, пересекающего паутину привокзальных железнодорожных путей. Отсюда хорошо просматривались перрон и посадочные площадки. От лотков с мороженым вдоль площадок тянулись длинные хвосты очередей. Мимо, энергично размахивая сумочкой, прошла Светлана Березова. Спустившись по широкой многоступенчатой лестнице с виадука, она неторопливо двинулась вдоль пригородного поезда, на который только что началась посадка. Распахнувшиеся двери вагонов вмиг осадили отъезжающие. Пассажиров было не особенно много, но, по необъяснимой причине, каждый из них хотел войти в вагон первым.