Заснул Антон только под утро. Но и короткий его сон был заполнен путаным кошмаром. Первым приснился бригадир Ведерников. Сердито прикусывая свои казацкие усы, он показывал снайперскую винтовку и объяснял, как из нее стреляют. Затем появилась старушка Резкина и просила помочь ей вытащить из грязи застрявший «Урал» с люлькой. «Унучику моциклет купила, не стала жадничать», – объясняла она. Антон, Ведерников и Резкина изо всех сил толкали мотоцикл, но тот – как в землю врос. Невесть откуда взявшийся старик Стрельников наливал всем по стакану водки и говорил: «Выпейте, не обижайте. Сил прибавится». Антон пить отказывался. Егор Кузьмич укоризненно качал головой: «А я, слышь-ка, считал тебя неглупым человеком. Хотел всю правду о колодце рассказать. Столбова и Зорькину заставил, чтобы на бумаге обрисовали эту антересную историю». Антон хмурился: «Опять, как с ермаковскими воинами, обманываешь. Столбов помогать соседям уехал. Как ты его мог заставить?» Стрельников гладил голую макушку, хитро подмигивал: «Обманул Витька Маркела Маркелыча. Трактор у колодца спрятал, а сам с Зорькиной уплыл на остров, что посередке Потеряева озера. Витьку Зорькина не отшивает. Не веришь? Пойдем, покажу». Антон шел за стариком к озеру. Егор Кузьмич подавал водочную бутылку: «Смотри, вон они на острове пишут тебе бумагу». Антон заглядывал в горлышко бутылки, будто в подзорную трубу, и почти рядом видел, как Столбов, махая рукой, звал к себе. «Ты плыви к ним, плыви, – подсказывал Егор Кузьмич. – Ежели доплывешь до острова, весь секрет будешь знать. Витька – мужик грамотный, поэтому его не отшивает Зорькина из женихов»… Антон медленно входил в теплую озерную воду, хотел плыть, но руки не подчинялись. На берегу появлялся Чернышев и с упреком говорил: «Опять старому трепачу поверил. Хоть ты и инспектор уголовного розыска, но мне больше нравится называть тебя следователем. Я сделал последний ход. Вы проиграли, следователь. Пора вставать»…
– Что?! – вскрикнул Антон и проснулся.
Около кровати стоял Маркел Маркелович Чернышев – усталый, под глазами мешки.
– Пора вставать, говорю.
Антон облегченно вздохнул, потряс головой и виновато сказал:
– Кошмар какой-то снился.
– От духоты это, – Чернышев зевнул. – На градуснике с утра к тридцати подбирается. Горячий денек будет.
Завтракали молча. И только когда допивали чай, Чернышев посмотрел на Антона, хмуро проговорил:
– Серьезное дело, по-моему, складывается. С чего сегодняшний день намерен начать?
– Пойду к Зорькиной.
Чернышев кивнул головой, будто соглашаясь.
– Только смотри… Девица она на язык острая. Чуть что не так, оконфузит, как говорит у нас Слышка, запросто.
Зорькину Антон отыскал на птицеферме. Она стояла в кругу птичниц и, энергично размахивая рукой, что-то объясняла. Дожидаясь, пока кончится разговор, Антон исподтишка приглядывался к Зорькиной. Чернышев не зря назвал ее красавицей. На редкость правильные черты лица, высоко взбитые белокурые волосы, повязанные легкой голубой косынкой, и розовые от лака ногти заметно выделяли Зорькину среди других девушек, а белый халат и черные, несколько старомодные, как отметил Антон, туфли-лакировки делали ее похожей на медицинскую сестру. Казалось, она случайно забежала на птицеферму, чтобы минуту-другую поболтать с подругами.
– Я из уголовного розыска, – сказал Антон, когда Зорькина подошла к нему, и назвал свою фамилию.
– Марина Васильевна. Заведующая птицефермой, – в тон ему ответила Зорькина. – Очень приятно познакомиться. – И улыбнулась так, что нельзя было понять, шутит она или говорит серьезно.
Антон замялся:
– Надо переговорить с вами по одному щепетильному вопросу.
Голубые глаза Зорькиной вдруг сделались синими. Около них сбежались едва приметные лукавые паутинки, а на губах застыл готовый вот-вот сорваться смех. Но она не засмеялась, оглядела насторожившихся птичниц и удивленно приподняла подведенные брови:
– Что это за вопрос?
– Он касается вашего бывшего жениха.
– Столбова?
– Нет.
– Не иначе, вашей маме невестка потребовалась?
– Я вполне серьезно, – как можно строже проговорил Антон, чувствуя, что краснеет от смущения.
– Слышите, девчонки! – Зорькина обернулась к птичницам. – Товарищ из уголовного розыска вполне серьезно интересуется моим женихом. О котором ему рассказать? Подтвердите, что с уголовниками я не дружу.
Птичницы прыснули так заразительно, что Антон совсем смутился, поправил и без того ровно надетую фуражку и неожиданно для себя тоже расхохотался. Зорькина смеялась звонче всех. Трудно было поверить, что это она вчера вечером изливала грусть в песне о старом причале.
– У меня, честное слово, женихов косой десяток. Который из них вас интересует?
– Моряк, – напрямую сказал Антон.
– А летчики, танкисты не интересуют? – как ни в чем не бывало спросила Зорькина.
– К сожалению, нет. Только моряк меня интересует.