Другими словами он захотел сначала открыть портал в Африку. Почему туда? С детства Эдуард Владимирович зачитывался книгами о чёрном континенте — прародине человечества. Об алмазных копиях. О борьбе аборигенов за освобождение сначала от рабского, потом от не слишком отличающегося от него колониального гнёта и наконец самого коварного — закабаления долларом.
К великому сожалению Эдуарда Владимировича: он сам, его разум и его генетический код считались всесоюзным достоянием, имеющим отличное от нуля оборонное значение. То есть он до своей смерти был «невыездным». Конечно, к услугам учёного были все курорты и вообще, вся территория, Союза. Марсианские каньоны, плато и пики — удивительно высоко вздымающиеся при слабом тяготении красной планеты. Город Антарск, полотнища северного сияния и музей ледяных фигур под открытым небом на советской части Антарктиды. Но таков человек, что всегда хочет недоступное ему. И Эдуард Владимирович с детства мечтал о зелени и духоте джунглей и скрываемых ими полуразрушенных каменных пирамид. О роющихся в мусоре обезьянах. О белых улыбках на чёрных лицах под разноцветными тюрбанами. И он подумал: наверное, не случится ничего плохого, если открыть «окно» в Африку и несколько часов погулять под её жарким солнцем. На всякий случай он собрал расчёты и схему установки и все свои комментарии в инфокристал и передал его племяннику, чтобы открытие не пропало, если с ним что-нибудь случится на стонущей под гнётом кровососущих корпораций прародине современного человечества. Эдуард Владимирович сознавал, что поступает безответственно, но, казалось, он предусмотрел всё. Как выяснилось: всё, кроме одного.
— Татьяна — спросил помрачневший учёный: — Вам доводилось видеть умирающего от голода человека? Хотя, что я говорю — конечно, нет!
Удивляясь столь внезапной переменны темы, Таня оглянулась на Колю. Парень сидел мрачный и нахохлившийся.
— Не от ран и не от болезней, а… от голода — как будто в растерянности Эдуард Владимирович развёл руками: — Нам всю жизнь твердят об ужасах безграничного капитализма или фашизма и мы привычно соглашаемся со знакомыми словами испытывая лишь самый малый душевный отклик. Я бы никому не пожелал увидеть подобное своими глазами.
— Что вы сделали? — робко спросила Таня почти физически ощущая как сгущается атмосфера в кабинете нагнетаемая ужасными воспоминаниями.
— А что я мог сделать? — устало спросил Эдуард Владимирович: — Через открытое окно шагнул обратно в Новосибирск. Побежал в столовую и попросил автоповара выдать мне три буханки хлеба, какого-нибудь мяса и так и не смог получить от него желаемого. Автоповар упорно выдавал бутерброды. И я набрал этих бутербродов два мешка и молока и чая и едва пролез со всем этим в портал. Из приключенческих книг я знал, что нельзя голодному человеку сразу давать много сытной еды. Разрезая один бутерброд на десять частей, я плакал. Простите меня.
Эдуард Владимирович замолчал, справляясь с нахлынувшими чувствами. Коля, рядом с Таней, сидел мрачный как тень от скалы. Девушка заёрзала.
Неужели может быть так чтобы человек, настоящий живой человек, умер от голода? То есть, конечно, физически это возможно и, наверное, не раз происходило раньше. Но сейчас? На той же самой планете, где живёт она, Татьяна Григорьевна Никогда? Разве так может быть?
— Послушайте — смущаясь сказала девушка: — Но почему корпорации допускают подобное. Им самим — Таня запнулась, но сглотнула и продолжила: — самим должнобыть не выгодно терять работников. Такого просто не может быть.
Эдуард Владимирович вздохнул. Когда Таня взглянула на Колю, тот потупил взгляд. И тогда она поняла — так было. Возможно, прямо сейчас какой-нибудь человек далеко-далеко отсюда умирает от голода, а она сидит здесь и ничего не делает. Понимание пришло внезапно, как удар ножом. Как капля дождя, вскипающая едва касаясь лазерного луча. Таня задохнулась. У неё закружилась голова, но девушка сумела взять себя в руки.
— Вот куда уходит замеченный вам перерасход продуктов длительного хранения, самораскрывающихся палаток, элементарного туристического снаряжения и электронных книг — произнёс Коля. И, словно защищаясь, хотя Таня отнюдь не нападала, воскликнул: — Неужели мы должны были молча смотреть на это? Оставить всё как есть и уйти закрыв за собой окно?
Всплеск племянника немного успокоил дядю и он спокойно объяснил: — Комитет государственной безопасности немедленно прекратил бы наши… гуманитарные вылазки. У них своя правда. Только я пообещал тому, спасённому от голодной смерти бутербродами с колбасой, майонезом и измельченной петрушкой, человеку, что в этом году никто на шахтах больше не умрёт голода. Как я должен был поступить?
Голос Эдуарда Владимировича окреп и он уже не просил, а требовал: — Вы, Таня, нормальная советская девушка. Ответьте мне, ответьте прямо сейчас, как я должен был поступить?