Следователь по особо важным делам

Стараниями Североозерского РОВДа было установлено, что его видели возле автовокзала 9 июля. Дальше следы опять терялись. Страна наша так велика и столько в ней дорог - автомобильных, водных, воздушных, что он мог находиться где угодно. В тундре, в горах, на море, в тайге, в степи. Или, что тоже вероятно, где-нибудь рядом.

Да, личность Данилова-Савчука оставалась у меня на подозрении.

В последнее время я все чаще и чаще вспоминал наш разговор с Иваном Васильевичем. Особенно слова Шейнина. Не знаю, предполагал ли мой бывший начальниц, что я попаду, и довольно скоро, в ту самую ситуацию, когда мне потребуется выдержка, изобретательность и воля. Дело Залесской пока что приносило только неожиданности. Я им занимался уже более двух месяцев, а истина все еще находилась под семью замками... Конечно, до отчаяния не дошло и руки у меня не опускались. Но слишком много загадок. Собранные сведения пока не выстраивались в цельную картину. Дело виделось пока что грудой наваленных в кучу событий и фактов. Оставалось одно: искать, думать, проверять одну догадку за другой...

...Наконец речушку Чарысуйку, протекающую недалеко от Крылатого, прочно сковало льдом. В полыньях женщины полоскали белье. Когда-то я был "моржом".

Мои миндалины не шалили, и я позволил себе раза два искупаться в ледяной воде. Это видели пацаны, катавшиеся на санках с пригорка, и вскоре молва о чудачествах московского следователя расползлась по всему совхозу.

Савелии Фомич как-то заметил мне, что не следует этого делать. И не по соображениям здоровья, а так... еще взбредет кому-нибудь в голову написать куда следует... Я высказал старику, что ничего предосудительного в моем купании нет. Он вздохнул и произнес,

- Глядите сами, Игорь Андреич, я только предупредил. Вот вы и без шапки ходите...

Больше мы на эту тему не говорили. Вскоре после этого я обнаружил на своей кровати в совхозной гостинице чтото завернутое в газету. Мягкое. Развернул. Мохнатая шапка-ушанка из серого кролика. Рассмотрел со всех сторон.

Ни штампа фабрики, ни ярлычка с ценой. Не хватало мне еще получать анонимные подарки...

Я тут же позвал Савелия Фомича. Он зашел ко мне с несколько виноватым видом, но в то же время довольный.

- Чья это шапка? - спросил я у него.

- Не обижайте старика, Игорь Андреич, от всей души...

Для вас старался...

- Я не могу принять подарок, - сказал я сурово.

- Так ведь не покупная. Сам шкурки выделывал.

А моя старуха сшила. Гляжу, как вы по морозу с непокрытой головой ходите, аж жалко смотреть. Вот, думаю, надо сообразить шапку. В магазине такую не купите.

- За внимание спасибо. - Я снова завернул ушанку в газету и вручил сторожу. - Но прошу больше мне ничего не дарить. Иначе обижусь всерьез...

Савелий Фомич смутился. И вышел с таким огорченным видом, что мне стало жаль старика. Я подумал даже: может быть, зря обидел его. Он мне вроде не подчиненный, по делу не проходит даже свидетелем. С другой стороны, в деревне ничего не утаишь. Хватит с меня истории с приездом Нади.

Старик действительно больше ничего не дарил. Я вскоре забыл об этом случае, потому что еше больше закрутился в работе.

Вызывал еще раз Завражную. Она заметно пополнела.

И теперь уже меньше обращала внимания на свой глаз, почти не пыталась скрыть недостаток. Держала она себя раскованно, спокойно. Передо мной сидела совсем другая женщина, чем та, которую я впервые увидел в кабинете заведующей детским садом. Беременность преобразила ее.

- Маша, меня интересует вот какой вопрос. Дней за десять - двенадцать до гибели ничего не изменилось в поведении Ани?

- Как будто нет.

- Может быть, она была чем-то расстроена?

- Дайте вспомнить.

Завражная некоторое время сидела, скрестив руки на животе, перебирая концы платка, укрывающего ей плечи.

Я смотрел на нее и почему-то отчетливо представил себе Надю, если бы она вот так же, как Маша, была в положении. Любопытная ситуация: Надя, стройная, изящная, ревниво оберегающая талию, и - беременная!

Я поймал себя на мысли, что думаю о том, о чем совершенно неподходяще думать в данный момент.

- Нет, - сказала Завражная. - Приходила каждый день на работу, нормально трудилась, вспоминала Сережку.

Иногда говорила о том, кто у нее будет - девочка или мальчик.

- А о личных огорчениях?

- Обыкновенно. Муж там с приятелями выпил. Огорчительно, конечно...

- Так. А помимо этого, может быть, что-нибудь необычное?

- Необычное, необычное...

- Да, что не касается мужа, детей.

- У нее все касалось лишь Валерия да Сережи. Хотя из себя и видный был Валерий Георгиевич, но тоже мужик.

Приятели... А где приятели, там выпивка. А это может привести к нехорошему. Дом у них был открытый. С одной стороны, хорошо: люди любили, а с другой - приятели разные бывают. И дурные...

- Постойте, она жаловалась на то, что у них бывают плохие люди?

- Как вам сказать? Высказывала, конечно.

- О ком-нибудь конкретно говорила?

- Например, Коломойцева не очень жаловала. Он Валерия подбивал на выпивку. Особенно в последнее время.

Обидно, конечно. Она в положении, а муж пьянствует. Да наверное, не только с ним.

- Ас кем еще, она не говорила?