Тумс-тумс-тумс-тумс!
— Там, под замком, в глубине катакомб — ваша филактерия, контейнер в котором вы заперли свое сердце. Во время кровавого ритуала — на него, так понимаю, и пошли эти ваши разбойники — вы вырвали сердце у себя из груди и стали бессмертным, неуничтожимым существом. А потом зачем-то — этого я до сих пор не понимаю — стерли себе память об этом, подсунув воспоминания о некоей «машине вечной молодости», которой никогда не существовало, предварительно аккуратно уничтожив или спрятав все, что могло бы напомнить вам о тайнике, где хранится ваша жизнь. Именно ваше сердце бьется там, внизу, порождая эти эфирные волны, подтачивающие реальность вокруг, словно соль разъедающая снег.
— Машина была, Фигаро! — заорал Оберн, взлетая над креслом. — Она была! Вот, вы сами нашли рисунок, на котором она изображена!
— Я его не нашел, — следователь грустно вздохнул. — Я его нарисовал. Совершенно, между нами говоря, от балды. И ваше сознание тут же приняло эту игру, дополнив свежими подробностями вроде «позиционирующей антенны». Так и работает динамическая «затычка» для памяти. Простите.
Барон замер. Его лицо словно разбилось изнутри, не в силах отразить переполнявшие Оберна чувства. Но, что хуже всего, пульсирующее свечение вокруг барона становилось с каждой секундой все ярче.
Тумс! Тумс! Тумс-тумс-тумс!!
Откуда-то из древних коридоров внезапно прилетел ледяной ветер, мгновенно потушив свечи в золотых канделябрах. Воздух в зале мгновенно остыл; дыхание Фигаро превратилось в клубочки осыпающегося инеем пара. Морозные изразцы расцвели на оконных витражах; тарелки и кувшины приподнялись над столом и со звоном рухнули обратно.
Черт лица барона уже не было видно; фигура Оберна пылала ярким алым светом. И следователь понял: еще секунда, и мощнейший эфирны выброс просто сотрет это место…
Бамс!
Звук был громкий и сочный, словно корову треснули по заднице доской. И тут же мир пришел в себя — в зале резко потеплело, в камине вновь вспыхнул огонь, а пламя вокруг фигуры барона напротив потускнело. Оберн издал звук схожий с бульканьем; его глаза закатились, и барон мягко спланировал на пол, явив взору Искру, сжимавшую в руке слегка погнутую кочергу.
— Мда, — девушка покачала головой, — навели вы шороху, господин Фигаро. А так хорошо сидели.
— Святый Эфир… — следователь, наконец, выдохнул, — вы умудрились вырубить барона… кочергой?
— Ну а что? — Искра пожала плечами. — Мне батя как говорил: ежели видишь какую чудь — берешь железный прут потолще и лупишь со всей дури. Всегда работает.
— Ага. — Фигаро икнул. — Работает.
— И что дальше? — в разговор вмешался Сальдо. — Долго он пробудет без сознания? И что это вообще было?
— Я так понимаю, — следователь сглотнул и поежился, — проблема в психическом конфликте, который барон, сам того не желая, спровоцировал этой своей редактурой памяти. Он то ли отчаянно хотел что-то забыть, либо… даже не знаю. Теперь я случайно спровоцировал у Оберна нечто вроде психоза, и часть его жизненности запертая в филактерии пытается барона защитить. Филактерия второго типа это как если бы ваше сознание распилили на две части, вот только там, внизу хранится нетронутая память Оберна, а в его теле — поврежденная. Отсюда диссонанс, который очень скоро разнесет это место в клочья.
— Как скоро? — губы Сальдо дернулись.
— Если он очнется — очень быстро. Поэтому дайте ему что-нибудь для сна. Лошадиную дозу.
— Сделаю. — Алхимик кивнул и тут же куда-то убежал, прихватив с собой пару реторт со стола.
— А что делать нам? — Гастон явно нервничал. — Я так понимаю, искать филактерию барона?
— Мне — да, искать филактерию. А вам — пытаться выжить.
— Что?
— Гастон, — следователь говорил быстро и отрывисто, — у нас нет времени. Чувствуете эту пульсацию? Сейчас все окрестные Другие очень, очень заинтересуются замком. Ваша задача — охранять Оберна и друг друга. Мое — найти его сердце и вернуть в тело. И как можно быстрее. Я не рассчитывал на то, что мои слова произведут на барона такой эффект, но теперь уже ничего не поделаешь — нужно разгребать последствия.
— Фигаро, вы представляете, какую защиту барон мог поставить вокруг своей филактерии? Да вы даже не знаете, где ее искать!
— Догадываюсь. — Следователь криво усмехнулся. — И молитесь всем силам, чтобы моя догадка оказалась верна.
…вереницы факелов на стенах и запах плесени. И лестница вьется винтом: осклизлые камни в щелях между которыми сочится сыростью мох, бледные мокрицы на потолке. Факелы ярко горели — кто зажег их? Или они никогда не гасли? Фигаро не мог вспомнить, да и не так это сейчас было и важно.
Дверь в винный погреб — тяжелая дубовая панель — была открыта. Ну да, он сам оставил ее открытой, когда в последний раз хозяйничал здесь ночью, разыскивая стаканчик красного. Вот стеллажи; в свете колдовского огонька поблескивают сквозь пыль донышки бутылок — их все еще довольно много здесь, в этом подземелье, и некоторые вина — настоящий раритет, стоимостью в маленькое состояние.