— Мерлин строил утопию. Автократия была лишь промежуточным этапом. И, заметьте: он победил в Большой войне и сумел нагнуть аристократию лишь потому, что у него была поддержка черни. Жизнь простого человека постоянно улучшалась, а вот тем, кто вчера на нем паразитировал приходилось несладко. Вот представьте себе: жил да был себе какой-нибудь граф Новоструйский. Ездил на охоту, жрал ананасы, пил вино по сто империалов за бутылку, а подкурившись гашишем пописывал стишки в беседке. И была у него фабрика, на которой работало две сотни человек, которые иногда мерли прямо в цеху с голодухи. Оторвало тебе станком руку — сам дурак, пшел вон. Иди на паперть, или сразу ползи на кладбище. И тут появляется какой-то там Мерлин: всем паспорта, муниципальные больницы, а не хотите ли поработать на Белую Башню? Вот вам рабочие места, бараки — зато не на земле спать, пенсии, жалованье в твердом империале, а за выслугу лет вот вам квартиры — даром что будка, зато своя, а вот еще больничные листы, да и лечить вас будут наши алхимики за наши деньги — и что в итоге? Половина народу с фабрики графа Новоструйского ушла, а те кто остался, собаки, требуют всяческих привилегий, а там кто-то вообще о профсоюзах заговорил! Князь только-только закончил микстуры глотать, отошел, понимаешь, от нервического расстройства, а тут из Белой Башни приказ хлоп на стол! Десять процентов годового дохода — в казну! И прибудет к вам на следующей неделе куратор-колдун, которого извольте обеспечивать, жалование ему платить исправно и все рекомендации того колдуна брать на карандашик. А на то, что вы, любезный, граф и предки ваши где-то там отличились, мне, Мерлину, плевать с вершины Белой Башни. Получите, распишитесь. И вот граф Новоструйский, обливаясь горючими слезами, переводит в наличное золото все, что только может, валит куда-нибудь в Лютецию и сидит там, в южных провинциях, пописывая мемуары. “Королевство, которое мы потеряли”. Или, там, “Золотое поколение: растоптанные надежды”.
— О, поверьте, я отлично понимаю, о чем вы.
— Ну вот. Мерлин методично строил утопию. Он хотел построить новый мир при помощи колдовства. Но старый мир этому отчаянно сопротивлялся… Эх, проживи старикашка еще хотя бы лет сто… А так — ушел, оставив великолепную базу и кучу отличных специалистов, которые, как оказалось, сами по себе способны только воровать. Хорошо хоть королевскую династию нам оставил — всех этих Фунтиков с Тузиками…
— Но вы же сами колдун.
— Да, да! Я был из “центристов” — принадлежал одновременно к старой аристократии и входил при этом в Малый совет Белой Башни. Как итог: меня не любили ни те, ни эти. Когда восстание провалилось, я умудрился выпросить у Мерлина аудиенцию. Попросил его меня помиловать и обещал не соваться в Столицу. Я ему такой: “Меня тошнит от политики”. А Мерлин: “Меня тоже тошнит. Даже не тошнит — рвет уже. Ты, Оберн, слабак. Вали куда хочешь”. И на этом все, весь разговор.
— Ну, с ума сойти можно! Вы лично видели самого Мерлина Первого!
— Да, господин Гастон, видел. И Моргану тоже.
— А Моргана… — Фигаро прочистил горло, — какая она была? Про нее даже в учебниках не так много…
— Первая Метресса? — Барон пожал плечами. — Повернутая на морали дамочка, которая в какой-то момент разочаровалась в тех, к кому эта мораль должна, по идее, применяться — в людях. Затворница, полностью отдавшая себя науке. Так что если вы в каком-нибудь учебнике читаете что-то типа “…при активном участии Морганы Благой”, то читайте между строк: “…на некоей бумажке стояла подпись Морганы”. И то не факт: за нее потом стал расписываться Мерлин.
— Она правда не была красавицей?
— Нет, не была. Но фигура у метрессы была — закачаешься. Кошек еще любила… А больше, если честно, и рассказать ничего о ней не могу.
…в паре шагов от беседки соткалась из воздуха серая тень, похожая на оленя. Лесной дух постоял, присматриваясь к компании, дернул головой и дымом улетел прочь, шелестя травой. Барон проводил его равнодушным взглядом, и отправил Ашииза за новым кувшином вина.
— … в этих лесах есть где разгуляться. И алхимику, и некроманту, и специалисту по Другим — настоящий нетронутый полигон. А, главное, — тишина и покой.
— Вот здесь не могу с вами не согласиться, барон.
…В лунном луче играли бесформенные полупрозрачные силуэты. Над лесом вдали проплывал странный красный туман. Все вокруг пульсировало колдовством; оно проникало сквозь кожу, играло с воображением: что это там во тьме — дерево или Другой зашел на огонек? Поди разбери…
— А почему вы хотите умереть, барон? Может, мы просто освободим вас? Уберем как-нибудь этот барьер, что держит вас в замке, придумаем что-нибудь с вашей внешностью… У меня в Академии есть знакомые самых широких взглядов, поверьте! Так они вас еще и преподавать пристроят, подтянете только метафизику за последнюю пару сотен лет.