Читаем Следователь и Демон полностью

Это была очень, очень старая вещь, но она, вне всякого сомнения, была настоящей. Потемневшее от времени дерево покрывала сеть мелких трещин, кое-где свирель была в подпалинах, словно инструмент пытались сжечь, к костяному мундштуку прилипла тина, словом, свирель была не призрачной, а самой что ни на есть материальной.

Фигаро даже представить не мог, как это вообще возможно.

Но даже эти размышления напрочь вылетели у него из головы, когда Менестрель поднес свирель к мертвенно-бледным губам и заиграл.

* * *

…Даже много месяцев спустя, Фигаро (он завел привычку вести дневник, который вскоре превратился в сборник записок о его похождениях) так и не смог найти подходящих слов, дабы описать то, что произошло, когда Менестрель заиграл на свирели. Он скрипел пером, злился, комкал бумагу, и, наконец, написал вот что:

«…Астор Клерамбо, музыкант, великолепно изображавший восторженного идиота, впервые рассказывая мне о своей встрече с Черным Менестрелем, употребил такие слова: „…и моя душа разлетелась на тысячи мелких осколков“. Самое смешное, что эта фраза — лучшее описание из всех, что приходят на ум. Моя душа разлетелась на тысячи мелких осколков. И упаси меня Небо пережить такое еще раз…»

…Через год Фигаро зачеркнет последние строки и напишет:

«…я бы душу продал чтобы пережить это вновь».

* * *

…Звуки свирели на несколько мгновений просто вычеркнули следователя из реальности; он распался на кусочки и каждый из этих кусочков был воспоминанием: вот они с отцом удят рыбу на Ветровой скале, вот он склонился над умирающим Виктором Вивальди — псиоником, которого только что застрелил Старший инквизитор Френн, а вот он, красный от гордости, показывает своему учителю сопромага, ехидному старикашке Нерону Фрикассо свое последнее достижение: базовый колдовской щит. И эти осколки памяти, эти яркие звезды, вокруг которых, вращалась вся сознательная жизнь Фигаро вдруг стали неотличимы от дырочек в проклятой свирели и ловкие пальцы Черного Менестреля бегали уже по ним.

Теперь он понял, как Менестрель получал власть над своими жертвами: эта сила была способна разобрать следователя на части и заново собрать в любой угодной Менестрелю форме. Свирель могла запросто превратить Фигаро в туман над водой, в облако, в послеполуденный сон, в отрывок забытой поэмы — вообще во что угодно.

Черный Менестрель не был драугиром. Он не был также и призраком — тенью сознания умершего человека, волею прихоти эфира обретшей подобие новой жизни. Он не был и демоном, существом из Иных Сфер.

Перед следователем стоял дух.

Некогда живой человек, победивший смерть чудовищным усилием своей воли и неловким колдовством существа, которое любило его больше жизни, любило настолько, что разделило эту жизнь с ним, случайно облачив в свои ненависть и муку.

И Фигаро почувствовал, понял каким-то древним, воистину звериным чутьем: сопротивляться ни в коем случае нельзя.

Вместо этого он, широко распахнув двери своей души, ринулся прямо в бездну неземной музыки.

Он открывал все шлюзы, сбрасывал все блоки, безжалостно выбивал ногой двери всех тех защитных механизмов, что нарастили на его сознании сотни тысяч лет эволюции. Он стал распахнутой дверью и белым флагом, с мясом и кровью вырывая из себя свое естество и на открытой ладони поднося к лицу Черного Менестреля.

«Смотри, — сказал он, — вот я. Стою перед тобой как есть, полностью вверяя себя тебе. Сейчас у меня нет и не может быть от тебя секретов, и если ты считаешь, что вправе меня судить — что ж, пусть так и будет. Но я судить тебя не в праве. Если ты думаешь, что я причинил зло невинной душе, то можешь казнить меня прямо сейчас и я безропотно приму приговор. Что с того, что те, что осудили тебя на смерть, давным-давно умерли и стали пылью, которую носит над холмами ветер? Есть полно других — не лучше прежних. Но если ты судишь людей, то ты — судья на кладбище. А если ты судишь людское скотство, то у тебя впереди целая вечность. Довольно грустная вечность, как по мне…»

Фигаро показалось — или что-то дрогнуло в глазах Менестреля?

Он чуть поднял голову, и свирель заплакала в иной тональности. Теперь ее звук нес в себе образы и послания, которые следователь, к своему удивлению, без труда понимал.

Черный Менестрель был лишен дара речи. Перед тем как отправить его на костер, Годфрик Анауэльский, подобно многим другим инквизиторам, опасаясь предсмертного проклятия, вырвал приговоренному язык и залил глотку зачарованным воском, дабы избежать также проклятия посмертного. Но дух сумел сделать своей речью музыку и теперь говорил с ее помощью со следователем — не словами, но смыслами.

Перейти на страницу:

Все книги серии Фигаро, следователь Департамента Других Дел

Похожие книги