— К берегу, мастер Кэп! Вы совсем не знакомы с нашей озерной навигацией, если предполагаете, что пирогу легко прижать к берегу. Как только эти продувные бестии видят, что им приходится туго, они гребут прямо против ветра. Вы и оглянуться не успеете, как отстанете от них на милю или две.
— Уж не хотите ли вы уверить меня, мастер Джаспер, что найдется смельчак, который не побоится выйти при ветре на озеро в такой ореховой скорлупе?
— Мне часто приходилось переправляться в пироге через Онтарио даже при изрядном шторме. Если умело ею управлять, это самая надежная лодка на свете, Кэп отвел своего зятя и Следопыта в сторону и стал им доказывать, что сообщение Джаспера о шпионах не что иное, как «обстоятельство», и притом важное «обстоятельство», заслуживающее тщательного расследования, а что касается его мнения о пирогах, так оно малоубедительно и смахивает на желание запугать слушателей. По мнению Кэпа, Джаспер слишком уверенно говорил о том, кто такие эти люди, высадившиеся на берег, и это явно доказывает, что он знает о них больше, чем можно было заключить по их следам. А мокасины, говорив Кэп, здесь носят не только индейцы — он и сам купил себе пару; сапоги же, надо заметить, вовсе не всегда на ногах у солдат. Хотя эти логические доводы, посыпавшиеся на него градом, и не вполне убедили сержанта, все же они произвели на него немалое впечатление. Ему и самому показалось несколько странным, что так близко от крепости были обнаружены шпионы, а он ничего не знал об этом; он считал, что такого рода сведения не имеют отношения к прямым обязанностям Джаспера. Правда, раз или два «Резвый» посылали на другой берег озера высаживать там или забирать оттуда лазутчиков, но, насколько было известно сержанту, роль Джаспера была при этом весьма второстепенной командир куттера, совершая рейсы туда и обратно, так же как любой посторонний, не знал, с какой целью отправлялись эти люди. Кроме того, сержант не понимал, почему из всех присутствующих о появлении шпионов знал один только Джаспер. Следопыт смотрел на дело совсем иначе. С присущей ему скромностью он упрекал себя в пренебрежении к своим обязанностям, и осведомленность, отсутствие которой он вменял в вину себе как разведчику, почитал скорее заслугой Джаспера. Он не видел ничего удивительного в том, что Джаспер знал о рассказанных им происшествиях, но считал необычным, если не сказать позорным для себя, что только сейчас впервые сам о них услышал.
— Что до мокасинов, мастер Кэп, — сказал он, воспользовавшись наступившей короткой паузой, — это верно, их носят и бледнолицые и краснокожие, но след, оставленный ими на земле, никогда не бывает одинаковым. Наметанный глаз лесного жителя всегда отличит след индейца от следа белого человека, все равно, оставлен ли он сапогом или мокасином. Чтобы доказать предательство Джаспера, нужна более веская улика.
— Но вы допускаете, Следопыт, что на свете бывают предатели? — вполне рассудительно вставил Кэп.
— Никогда не приходилось мне видеть честного минга; ни один из них не устоит от искушения совершить предательство. Мне кажется, у них какой-то особый дар обманывать, и порой я думаю, что их за это надо скорее жалеть, чем преследовать.
— Почему же не допустить, что у Джаспера такая же слабость? Человек есть человек, а как жалка бывает иногда человеческая натура, я знаю по опыту; по крайней мере, я сужу об этом по своей собственной натуре.
Так завязался еще один долгий и бессвязный разговор, в котором вопрос о виновности и невиновности Джаспера подвергся всестороннему обсуждению; в конце концов сержант и его шурин пришли к убеждению в виновности Джаспера, а их собеседник все более рьяно защищал обвиняемого и еще больше утвердился во мнении, что его друг несправедливо заподозрен в измене Все это вполне в порядке вещей, ибо нет более верного пути к достижению определенного взгляда, чем начать его отстаивать; и наиболее упорные наши заблуждения — это именно те, которые рождаются в споре, когда мы, как нам казалось, старались найти истину, а на самом деле только подкрепляли своими доводами собственные предубеждения. Под конец сержант уже был склонен брать под сомнение любое действие молодого матроса и, подобно своему родственнику, стал рассматривать осведомленность Джаспера а вопросе о шпионах как «обстоятельство», ибо эта область, разумеется, не входила в круг повседневных обязанностей командира капера.