Парни из моего патруля знали, что такое эвакуация из боя, и мы неустанно тренировались для этого. Я подумал, что ребята из инженерной разведки, вероятно, этого не делали, но мы все равно могли бы помочь им справиться с этим. Они все слышали, как я спрашивал Джона, можно ли предоставить эвакуацию из боя. Без какого-либо прикрытия с воздуха было почти неизбежно, что она нам понадобится, потому что, по правде говоря, нам некуда было идти. На севере, востоке, западе или юге мы были почти уверены, что будем разбиты, и особенно без какой-либо ударной поддержки с воздуха.
Джон вернулся в эфир:
— Прикрытия с воздуха нет. Здесь нет спасательной команды.
Он сказал нам, что нам нужно будет выбраться самим. На мой взгляд, это означало, что мы действовали сами по себе. На мгновение я совершенно растерялся, не находя слов. Мы все знали, что такие отряды, как наш, могут быть брошены на произвол судьбы, чтобы самим выбираться из дерьма. Но мы были в положении, когда могли обстреливать ряд позиций противника, о существовании которых никто не знал, пока мы на них не наткнулись. Мы вынудили врага выйти из укрытия, и они явно были здесь для того, чтобы напакостить корпусу морской пехоты США, когда те двинутся на север из Насирии. Но мне не было смысла продолжать спорить об этом по радио. У нас не было времени на это дерьмо.
Я сказал Джону:
— Вас понял. Конец связи.
Я повернулся к парням:
— Поддержки с воздуха не будет. Мы сами по себе. Нам нужно двигаться.
В тех немногих случаях в моей жизни, когда я чувствовал, что меня действительно бросили в дерьме, я молился. Все, на что у меня сейчас было время, — это быстро сказать: «Боже, если ты вытащишь меня из этого, я обещаю, что прикручу гайки». Мы были так глубоко в дерьме, что это была всего лишь мимолетная мысль. Теперь у нас не было времени задерживаться на чем-либо, что не было напрямую связано с тем, чтобы вытащить нас оттуда к чертовой матери, и желательно живыми.
Нам только что запихнули в глотки огромный сэндвич с дерьмом. Несмотря на это, мы начали зажигать. Иногда в жизни, когда тебе подали дерьмовый бутерброд, тебе просто нужно было полить его кетчупом и проглотить.
Джейсон начал прокручивать действие в голове.
— Я выведу нас отсюда. Соблюдайте расстояние между транспортными средствами. Вступайте в бой с противником только тогда, когда мы ведем прицельный огонь. В противном случае оставайтесь в укрытии и все время не открывайте огонь …
За последние сорок восемь часов я полностью изменила свое мнение о Джейсоне. Он был бесстрашен, и, казалось, ничто не могло заставить его отступить. Как сейчас — когда он вызвался занять лидирующую позицию в предстоящем самоубийственном рейде на юг, в сторону Насирии. Ибо никто из нас больше не обманывал себя: здесь мы столкнулись со смертельным исходом.
Джейсон был прав: огневая дисциплина — это все. Мы могли бы сражаться здесь несколько дней, особенно если бы на каком-то этапе были вынуждены пуститься в бега пешим порядком. Нам нужно было экономить наши боеприпасы и использовать их только тогда, когда мы были вынуждены сражаться и могли быть уверены в том, что убьем.
— Я буду вести, выпуская дым, — продолжил Джейс. — Это позволит двум задним машинам скрыться из виду. Если на дороге возникнет препятствие, я уведу нас с дороги, чтобы попытаться обойти его коробочкой. Если машина выйдет из строя, все остальные прекращают огонь и вытаскивают парней из накрывшейся машины в те две, что остались.
— Если все машины выведены из строя или заблокированы, и мы прижаты, тогда мы расстреливаем патроны из вооружения на машинах, разрываем контакт и уходим пешком. Нашей целью всегда остается движение на юг, будь то на автомобиле или пешком, и достижение линии фронта американцев.
— А что будет, когда мы доберемся до американских позиций? — спросил Трикки.
Это был справедливый вопрос. Если бы мы все-таки выкарабкались, несмотря ни на что, то возвращение за линию соприкосновения, вероятно, стало бы нашим самым опасным моментом. Морские пехотинцы устали; у нас не было с ними связи; они потеряли десятки человек; последние двадцать четыре часа они вели жестокие бои; и нам пришлось бы приблизиться к их позициям на передовой и пересечь их со стороны противника. Шансы быть разорванными на куски нашими собственными войсками были слишком реальны.
— Когда ты увидишь, что я включаю свои сигнальные огни, включи и свои, — сказал Джейсон. — Опустите оружие. Включите свои инфракрасные маяки. Если янки нападут на нас, не открывайте ответный огонь: отойдите от машин и в укрытие.
Трикки повернулся ко мне. У него был такой жесткий, решительный взгляд, как будто он готовился к тому, что собирался сделать.
— Дэйв, я собираюсь сбросить шифрование, — объявил он.