Вот уже сколько дней оборотень ходил мрачнее тучи. Все пошло, как он и опасался. Да еще эти сны назойливые, вконец измучили! Почти каждую ночь она являлась к нему. Все такая же светлая, в одной лёгонькой рубашонке, а то и прикрытая только своими чудными косами. И он брал ее, нежную, сгорающую в его руках от желания. Шептал на ушко жаркие слова любви, стонал от наслаждения, чувствуя отклик и покорность его ласкам, но как только приближался к краю, княжна таяла в его руках. Крепко прижимал он к груди стройное тело, но она утекала туманом сквозь пальцы, оставляя взамен светлой радости черную печаль. Ушла, бросила навечно! А он дышать без нее не сумеет… Горько выл волк, тоскуя о своей избраннице. Безнадежно призывал вернуться. Яр просыпался в холодном поту, ругал себя последним словом за глупые сны. Былая ненависть возвращалась, и на время мужчине удавалось повернуть мысли в нужное русло, но чувство того, что происходящее между ними наяву гадко и совсем неправильно упрямо росло глубоко в сердце.
А потом и кошмары подоспели, да такие, что становилось дурно. Нежная кожа вдруг расцветала алыми рубцами от плети, а вместо влаги из ее лона сочилась кровь. Весна, пришедшая с ней, исчезала, и Яра сводил с ума запах отчаянья и боли. В ужасе он останавливался, и дрожащими руками бережно кутал измученную им княжну в мягкое одеяло. Не знал, как подступиться нежнее. Ласково расцеловывал холодное личико, силясь вернуть тому румянец. Тихим голосом шептал слова утешения и раскаянья, виновато заглядывал в тусклые глаза, но она была неподвижна. Глухая и слепая к его отчаянным мольбам очнуться, простить глупую горячность, совершенную им в безумии. От этого было так тошно, хуже, чем когда она пропадала. И он был готов пасть к ее ногам, без промедления отдать жизнь за один только ласковый взгляд.
И чем дальше, тем хуже. Он уже не мог заставить себя глядеть на нее с прежней холодностью. Каждое движение девушки влекло, как на аркане, каждое тихое слово или быстрый взгляд призывал чувства из грез обернуться явью. Он бесился, спорил сам с собой, клялся даже не смотреть в сторону малохольной девчонки. Но его выдержка таяла под напором сомнений и желания. Сердце словно рвала на части свора бешенных псов. Мысль о насилии то вызывала отторжение, то мерещилась чуть ли не единственным выходом. И порой он срывался. Но яростные ласки и страстные поцелуи не могли найти отклика в ее перепуганном сердце. Княжна рвалась прочь так, будто его объятья сулили смерть. Иногда, стыдясь и втихомолку радуясь своей жалости, он ее отпускал. А иногда заставлял падать на колени или ласкать себя рукой. Но это было лишь кратким облегчением жаждущему телу, душа же его томилась, как и прежде.
Мышцы свело в напряжении. Пальцы тискали рукоятку топора, а он, захваченный тяжелыми думами, с остервенением вымещал свое настроение на сухом дереве.
И вдруг Яр почувствовал — смотрит! На него смотрит! Нагую спину обдало жаром. Взгляд теплой волной прошелся от затылка по шее, к плечам, спустился ниже… Он тотчас же остановился. Разогнулся и медленно-медленно повернул голову, пытаясь взглянуть в окно. Исчезло все! Яр шумно выдохнул. Как юнец зеленый! Нет, хуже! Да что в ней такого, кроме аромата тела? Мелкая, бледная, слабенькая — чисто моль! Не то, что их женщины. И тут как молнией садануло. А ведь точно, не навестить ли одну? В огненной страсти двух волков живо сгорит холодная отстраненность дурной княжны.
Яр воткнул топор в колоду и направился к дому. Лана пряталась за печью. Теперь она часто там сидела. Как только по дому все сделает, словно мышь в нору — шмыг и нету. Глупая девка, ему было совсем не трудно выдернуть ее из темного угла, и взять тут же, у стены. В штанах почудилось напряжение. Яр мысленно ругнулся, срочно к оборотнице под бок! Порывшись в спальне, он шагнул за порог, секунду размышлял, сковать ее наново или нет, но плюнул и волком помчался в сторону поселка.
Только Яр ушел, девушка позволила себе вздохнуть. Что-то творилось с ее мрачным господином. Уж она и так и этак избегала с ним встречи, вела себя тише некуда. Оборотня же это, кажется, только раззадоривало. Как же вовремя Дарина принесла ей чудесного лечебного зелья. Ведь теперь ей и спать почти не приходилось. Но хуже всего было, когда мужчина вдруг приближался к ней с диким голодом в глазах, и пытался заставить силой лечь под него. Его болезненные ласки и укусы-поцелуи словно вымораживали изнутри. Лана тряслась от страха и отвращения, бесполезно трепыхаясь в стальных объятьях. Ее жалкие потуги сердили оборотня, но Дарина не соврала — не добившись от нее покорности, оборотень, если ей везло, со злобным рычанием отпихивал ее на пол. Но иногда все ж таки требовал ласки. Опасаясь, что в случае отказа Яр возьмет ее силой, Лана делала так, как он приказывал. Страх боли был сильнее чувства гордости. Может быть, она бы к этому и приноровилась, но оборотень с каждым разом становился все злее и напористей.