След зомби

Конечно, утрата не прошла совсем даром. Внешне это выразилось в том, что весь первый год после гибели родителей Саймон интенсивно седел. Поначалу он здорово расстраивался и втихаря оплакивал загубленную свою молодость и красоту. Но Доктор и Склифосовский в два голоса убедили его, что это не смертельно и организм у него вполне здоровый, а брюнетам седина даже к лицу. «И вообще, — заключил Склиф, кивая на проходившего в отдалении Мастера, — вот кто у нас должен быть седой как лунь». Саймон проводил влюбленными глазами пышную каштановую гриву и поинтересовался, кто такой лунь. Начали выяснять, пошли по Школе. Поставили на уши принимавшую дежурство «Четверку» и застыдили лингвиста Севу, осилившего десять лет назад целый курс филфака. Тут очень вовремя по громкой связи начал разоряться Мастер, который, оказывается, уже давно ждал Саймона в машине. К Мастеру вместе с искателями правды выбежало, горя нетерпением, еще человек десять. Тот, слегка обалдев, сказал, что точно не помнит, но, кажется, лунь — то ли филин, то ли просто сова. «А к чему это вы?» — спросил он. Зачинщики переглянулись и начали было вспоминать, с чего начался разговор, но тут в толпу врезался старший «Четверки» Винни. С высоты своих двух метров он заорал, что сейчас всем надает звездюлей, продемонстрировал Мастеру сломанный замок на ботинке и ссадину на руке, проклял дурную погоду, обматерил распущенность молодых женщин и возмутился нагноением желез под хвостом у собаки. Винни вчера перебрал на юбилее свадьбы и поругался с женой. Его вселенская ярость была настолько убедительна, что не только «группа Фо» бросилась по местам, но и Доктор со Склифом поспешили отвалить к медицинскому фургону. Доктору вдогонку Винни громогласно пожаловался на паскуду Крота, который зажал кассету с порнографией, а Склифосовскому посулил расправу, если тот опять будет «на расчистке тормозить со своей долбаной труповозкой». Грозно развернувшись в поисках очередной жертвы, Винни обнаружил, что все уже попрятались, кроме Мастера и Саймона, которые его восхищенно разглядывают.

— Как дела, «черный пояс»? — рявкнул Винни в адрес Саймона.

— Я счастлив, — просто ответил Саймон, улыбаясь от уха до уха.

— Зашибись! — обрадовался Винни. — Хоть у одной сволочи все в порядке. Когда спарринг учиним?

— Нет! — скомандовал Мастер.

— Ну чего ты?.. - в один голос обиделись восточные единоборцы.

— Вон твой спарринг-партнер топает, — показал Мастер. — Как раз подходящая весовая категория.

Винни обернулся и понуро опустил плечи. На безопасном расстоянии переминался с ноги на ногу Склифосовский, держа стволом к небу инъекционный пистолет.

— Сейчас все пройдет, — умильным голосом пообещал Склиф издали.

— Кругом одни враги, — посочувствовал Мастер, садясь за руль. Саймон уселся рядом, захлопнул дверцу и вдруг сказал:

— Ты не представляешь, как я тебе благодарен за все это, вот за все. Если бы не ты…

— Ты бы так настоящей жизни и не увидел, — заключил Мастер серьезно.

— Да… — кивнул Саймон и отвернулся, дабы скрыть нахлынувшие чувства. За окном Винни громко охнул — это Склиф впрыснул ему какую-то антипохмельную дрянь собственного производства. Мастер тронул машину навстречу раскрывающимся воротам. Он вез Саймона на собеседование в Штаб.

***

— Тебе идет быть взрослой, — сказал Мастер ласково, почти нараспев. Он сидел к Тане вполоборота, расслабленно откинувшись в глубоком кресле, и позвякивал льдинками в бокале, небрежно двигая его по мягкому подлокотнику. Таня устроилась на диване, поджав под себя ноги. В этой комнате просто не получалось сидеть выпрямившись. Слишком мягкое все было вокруг: освещение, мебель, подушки, игрушки… Дорогие игрушки — отличные, почти живые, копии реальных собак один к двум. И проклятье собачника — ковер с длинным ворсом.

— Взрослой?.. - рассеянно переспросила Таня, ставя бокал на журнальный столик и протягивая руку к сигаретам. — Может быть…

— Именно взрослой, — глядя в стену, кивнул своим мыслям Мастер. — Мы ведь тогда были дети совсем. Даже представить себе не могли, что в итоге из нас получится. Нет, я догадывался, конечно, что ты станешь еще красивее, но в тебе сейчас есть что-то гораздо большее, чем просто красота. В тебе появилось м-м… благородство зрелой женщины. Которая уже знает жизнь и понимает, чего от этой жизни хочет. Это же чудесно — еще совсем молодая и уже совсем взрослая…

— Не знаю я, чего хочу, — пробормотала Таня, закуривая и выпуская дым в потолок. — И раньше не знала, и теперь не знаю. Ни жизни не знаю, ни людей, ни себя. Занимаюсь какой-то мутью… А что мы были дети — это тебе сейчас легко говорить. Вот уж кто себя не считал ребенком…

— Зато теперь не рискну сказать, что я большой. Ну, посмотри на меня! Похож я на взрослого?

— Похож, — кивнула Таня. — Теперь похож. Уже совсем взрослый и еще совсем молодой. И красивый.

— И на том спасибо, — вздохнул Мастер и отхлебнул из бокала изрядный глоток.

— Кончай себя убеждать в том, что все правильно. Мы действительно правильно сделали, что разошлись. Сколько можно казниться?