Файл 200, объект «Малыш», перешел на второй курс физико-математического факультета МГУ.
Эпилог
Зайцев и Смолянинов вышли с факультета журналистики и остановились чуть левее от дверей под темным пятном на стене. Они достали сигареты, и Смолянинов дал Зайцеву прикурить. Тот благодарно кивнул, задрал голову, осмотрел пятно и цыкнул зубом.
— Как время летит, а? — заметил он.
Смолянинов тоже посмотрел наверх и понимающе хмыкнул. Еще совсем недавно на месте пятна красовалась белая с золотом мемориальная доска в честь товарища Суслова. В первый раз ее облили чернилами еще задолго до августовского путча, развала страны, КПСС и КГБ. Тогда доску отмыли. Но акты вандализма приняли хроническую форму, и доску заколотили фанерой. А теперь и вовсе сняли.
— Н-да… — Зайцев обвел тоскливым взглядом факультетский двор и вздохнул. — Что-то здесь не так, а?
— Гниет факультет, — кивнул Смолянинов. — Эх, помню старые добрые времена… Когда с пятого курса уходили в «академку» люди с тридцатью шестью «хвостами». Абсолютный рекорд университета. А обмывать дипломы шли в зоопарк. Представляешь, каково — напоить моржа портвейном, кидаться пустыми бутылками в слона, загоняя несчастное животное в дальний угол вольера… Прибегают менты, начинают всем руки крутить, а девочка в белом платьице, совершенно невинной внешности, этакая старшеклассница, падает задницей в лужу и оттуда ментам прокуренным голосом заявляет: «А я вас всех на х…ю вертела».
Зайцев от души расхохотался.
— Да уж… — с трудом выдавил он. — Знай наших…
— Фирма, — гордо сказал Смолянинов, разглядывая обшарпанные стены факультета. — А сейчас просто бардак. Кругом «бычки» валяются, девицы ходят какие-то тусклые, хоть вообще не смотри…
— А правда, что в Ленинской аудитории прямо на лекции на заднем ряду трахались? — спросил Зайцев.
— Говорят… Хотя я слышал, что не в Ленинской, а в Коммунистической, на балконе. Не знаю, не участвовал. Хотя… Нет, у нас, конечно, факультет был лихой. Но здесь же все безобразия афишировались, их никто не стеснялся. А что творилось на других «факах», мы просто не в курсе. Черт его знает, какие там нравы. У меня приятель один, ты его не знаешь, подцепил как-то девчонку с «психа». Красивую — жуть. И зашел с ней ближе к вечеру сюда, на лестницу боковую. — Смолянинов отвернулся и посмотрел в направлении лестницы. Лицо его приняло вдруг тоскливое и мечтательное выражение. — Покурить в тепле зашел. Так она его прямо на лестнице отымела, повернулась и ушла. А он, как в анекдоте, скакал за ней, держа штаны, и орал: «Тебя зовут-то как?!»
— Так это же психфак… — произнес Зайцев глубокомысленно.
— А человек до сих пор переживает, — заметил Смолянинов.
Зайцев очень внимательно на него посмотрел, но задавать вопросов не стал.
— Пошли? — спросил Смолянинов.
— Пошли. А… О! Кирилл! Гляди!
От проспекта Маркса к факультету поднималась колоритнейшая пара. Впереди, засунув руки в карманы, шагал высокий молодой человек с очень приятным, только, может быть, чересчур высокомерным и отстраненным лицом. Во рту у него дымилась сигарета. Сбоку из-под дорогой модной кожанки свисал, болтаясь, сложенный вчетверо поводок.
В двух метрах позади молодого человека тяжеловатой походкой следовала громадная собака. Не высокая или длинноногая, а именно очень большая, с по-человечески широкой грудью и почти медвежьей головой. Шерсть у собаки была серо-стальная с мелкими черными подпалинами. На голове вместо ушей торчали меховые кисточки. Хвост загибался кверху, глядя прямо в небо, и рассыпался длинными «перьями».
Куривший во дворе народ будто по команде застыл и уставился на собаку. Несколько стаек первокурсников, кучковавшихся на подъеме, загораживая диковинной паре дорогу, дружно заткнулись и организованно сползли с асфальта на газон.
— Коронный номер, — сказал Зайцев так гордо, будто это он сейчас ледоколом раздвигал толпу, не обращая внимания на то, как ведет себя сзади опасный, судя по всему, зверь.
— Поганый номер, — заметил Смолянинов. — Вот как она сейчас кого-нибудь цапнет…
— Не-а. И не думай.
— Ну да! Что я, «кавказов» не знаю?
— Эту не знаешь. А потом, Витька по собакам мастер.
— Пижон он, — процедил Смолянинов неприязненно.
Между тем молодой человек вплотную приблизился к скоплению народа у ступеней факультета. Он остановился, выплюнул сигарету, звонко щелкнул языком и хлопнул себя левой рукой по бедру. Собака немедленно догнала хозяина, подобралась к ноге, и молодой человек небрежно зацепил двумя пальцами кольцо на ее ошейнике. Разглядев в стороне от толпы Зайцева, он помахал ему и, пожимая руки и раскланиваясь, легко рассек толпу надвое. Студенты улыбались и кивали, но протянуть руку к собаке никто не рискнул.
— Привет, — сказал молодой человек, подходя к Зайцеву. Они обменялись рукопожатием. Смолянинов тоже небрежно сунул парню руку и отметил, что лицо его расслабилось и стало вполне человеческим. «Пижон страшный», — повторил Смолянинов про себя.