Ольга посмотрела на него, и Тим увидел, что ее глаза блестят от слез. Не зная, что делать, он просто рухнул перед ней на колени и замер.
— Скажи, — начала она негромко, — ты ведь не давал моего телефона никому, правда?
— Разумеется. Моя личная жизнь никого не касается. Ни при каких обстоятельствах. Если бы я собирался дать кому-то твой телефон…
— У вас с отцом похожие голоса? — перебила она его.
— Так! — Тим поднялся с колен и заходил по комнате. — Куда он тебе звонил? Домой?
— На работу. Похожие, да?
— Да не похожие они, солнышко. Одинаковые. По телефону вообще не отличишь.
— Понимаешь… Я сначала решила, что это ты звонишь, чтобы меня разыграть. А он сказал, что он твой отец…
Тим, заложив руки за спину, глядел в окно. Солнце ушло за горизонт, но Тим и сквозь толщу земли прекрасно видел его белый плоский диск.
— Значит, папочка… — вздохнул Тим. — И что он сказал? Чтобы я шел сдаваться? Да?
— Тима… — прошептала Ольга. — Иди ко мне, пожалуйста. Обними меня. Мне страшно, Тим.
Тим сел рядом и прижал девушку к себе, чувствуя, как сильно бьется у нее сердце.
— А я ведь тебе не верила… — услышал он. — Да… Тебя ждут завтра. Он не сказал так прямо «сдаваться». Он только сказал, что если ты не хочешь за решетку, то должен прийти… Знаешь, Тим, он был ужасно злой. Я думала, он меня просто съест. Из трубки выскочит и загрызет. Но он только прорычал — Битцевский лесопарк, верхняя аллея, тринадцать часов. Ты должен войти в лес и идти по аллее прямо, а тебя встретят. И будет серьезный разговор. Вот так он сказал. Тим… Я не понимаю, извини, а при чем тут «за решетку»? За что?
— Ой, придумают, за что, — скривился Тим. — Вспомни, пожалуйста, он ничего больше не говорил?
— Да ничего, какие-то общие слова. Что это твой последний шанс. Еще какая-то ерунда…
— Ну-ка, милая, вспоминай все до буковки. Это может быть важно.
— Но я уже все сказала. Понимаешь, мне так страшно было… Ну, он сказал — передай Тиму, что если не хочет за решетку, должен прийти тогда-то и туда-то. С ним будет серьезный разговор. Это его последний шанс. Я хотела переспросить насчет места, ну, чтобы не перепутать, а он сказал — не бойся, Тимка место знает лучше всех, не застрянет…
— Есть! — воскликнул Тим.
— Что? — обескураженно пробормотала Ольга.
— Путь отхода! Не-ет, папуля мой, конечно, сука кагэбэшная, но что-то человеческое в нем еще осталось. Хотя бы за доброе намерение спасибо тебе, папочка! — Тим возбужденно потер ладони.
— Он тебе как-то может помочь?
— Думаю, попытается. Ты понимаешь, какая штука… У меня в этом лесу все детство прошло. Я там до сих пор каждое дерево помню. А из одной траншеи меня отец когда-то за уши вытаскивал, я там за какую-то хреновину зацепился и вылезти не мог. Теперь-то не застряну, конечно.
— Траншеи? — Ольга по-прежнему ничего не понимала.
— Извини, ты просто выросла в центре… Там ведь проходила юго-западная линия обороны в войну. И многое сохранилось до наших дней. Траншеи, ходы сообщения, огневые точки. Они просто оплыли, потеряли форму, но ямы и канавы такие, что хоть сейчас воевать. Ладно, ничего больше не скажу. Меньше знаешь — крепче спишь.
— Я не засну сегодня вообще, наверное. Тимка…
— Заснешь как миленькая. Что?
— Ты что, пойдешь?
— Обязательно!
— Тим!!! - крикнула Ольга, судорожно прижимая руки к груди.
— Цыц! — рявкнул Тим, хватая ее за плечи и встряхивая.
— Тимка… — Рот у Ольги страдальчески искривился.
— Ничего они мне не сделают, — твердо сказал Тим. — Ну перестань, милая. Оленька, счастье мое, перестань… Не надо. Я тебе говорю, ничего не будет. Клянусь. Им со мной так просто не справиться.
— Да… они… тебя… там… застрелят… — выдавила Ольга. — Они нарочно… чтобы лес… без свидетелей…
— Ничего подобного. Как раз в городе я более уязвим. Много посторонних сигналов, тяжело «унюхать» нужного человека на большом расстоянии. А в лесу они все у меня будут как на ладони. И время идеальное — пенсионеры и мамаши с детенышами обедать уйдут. Все правильно. Они блокируют аллею, по кустам залягут, а на границе леса, рядом с электроподстанцией, где фон большой, спрячут пушку… Ну перестань, Оленька! Хватит! — Он протянул ей носовой платок.
— Какая же я была идиотка… — прошептала Ольга.
— Я вернусь оттуда живой и невредимый, — сказал Тим. — К тебе. И буду тебя очень-очень любить. Хорошо?
Ольга кивнула, высморкалась и отвернулась.
— Не смотри на меня, — попросила она.
— Нет, буду. — Тим придвинулся к ней и, как она ни загораживала лицо руками, ухитрился дважды поцеловать мокрые от слез глаза. — Ты мне веришь или нет?
— Верю, — прошептала она.
— Ну и отлично. — Тим принялся искать сигареты. Вспомнил, что они на веранде, и вышел. Когда он вернулся и встал в дверях, опираясь плечом о косяк и выпуская колечками дым, Ольга уже ушла наверх, приводить себя в порядок.
— Но каков отец! — восхищенно сказал Тим.
— Почему? — глухо раздалось сверху.