След в след

Две недели Серегин просидел дома, никуда не выходя, а потом, узнав число, на которое был назначен ученый совет, отправился в институт улаживать свои пенсионные дела. В этот день легче было застать всех, кто был ему нужен.

Медленными, осторожными шагами человека, долго лежавшего в больнице, подошел он к зданию своего факультета и замер: все крыльцо густо заросло высокими, никогда не виданными им растениями с большими колосьями ярко-красных зерен.

— Ага,— сказал он, приходя в себя,— меня признали сумасшедшим, а ты все-таки выросло.

Он сорвал несколько колосьев и, вышелушив их, вошел в вестибюль. Вахтер Петрович, знавший его тридцать лет, бросился к нему с приветствиями, но на полпути осекся и, сухо сказав; «Здрасте», сел на свой стул. Это напомнило Серегину двойственность его положения и сделало осторожнее. Крадучись, поднялся он на третий этаж по лестнице еще пустого (кончались летние каникулы) корпуса и отпер своим ключом маленькую угловую комнату, где им еще в незапамятные времена была оборудована лаборатория. Здесь уже кто-то успел похозяйничать, хотя ключ был только у Серегина, но цейсовский микроскоп стоял на месте. Серегин снял его, положил зерно на подставку и стал, как три месяца назад, крутить винт, наводя микроскоп на резкость, только сейчас руки его дрожали. Он медленно поворачивал винт, пока размытое розовое пятно, как и тогда, не превратилось в зерно. Еще поворот винта, еще полповорота — и на гладкой красной поверхности проступили четкие, крупные, как будто бы только что написанные буквы.

— «Но я не отрицаю в то же время, что вопрос о нашем госаппарате и его улучшении представляется очень трудным»,— четко читал Серегин, с радостью убеждаясь, что текст не изменился ни на йоту.— Значит, все-таки буквы,— сказал он с иногда просыпавшимся в нем ехидством.— Буквы есть, а мании нет. Буквы есть, а мании нет,— снова повторил он весело и, взяв в руки микроскоп, вышел из лаборатории. На его счастье, Петрович куда-то отлучился, и Серегин с микроскопом в руках беспрепятственно покинул здание.

Сразу же он направился к главному корпусу, где сейчас проходил ученый совет. Когда он вошел в конференц-зал, все головы повернулись к нему, история его сумасшествия еще не была забыта, но ректор тихо покачал головой, как бы давая понять, что во избежание ненужных сцен и срыва заседания не надо обращать на Серегина никакого внимания, и, на секунду прервавшись, течение совета возобновилось вновь. Серегин сел рядом со своим хорошим знакомым, профессором Полуэктовым, и через несколько минут, убедившись, что никто на него не смотрит, тихо тронул Полуэктова за локоть и пододвинул к нему микроскоп. Полуэктов понял, что Серегин предлагает ему посмотреть в микроскоп, понял он и то, что делать этого не надо, но доклад был так скучен, конец его был еще так далек, а душа Полуэктова так жаждала новых впечатлений, что он украдкой, бочком наклонился над ним. Из окуляра на него глядело большое красное зерно, сплошь исписанное красивыми четкими буквами.

«О, Боже,— подумал Полуэктов,— это заразно. Я, кажется, тоже схожу с ума»,— и он быстро продвинул микроскоп дальше, к профессору Сомову.

Через полчаса, когда микроскоп перебывал почти у всех членов ученого совета, шум в зале стал так силен, что ректор счел себя обязанным прервать заседание. Он постучал карандашом о графин и сказал:

— Товарищи, мы обсуждаем важный вопрос — социалистические обязательства на год. Хватит баловаться с микроскопом. Вы же взрослые люди.

— Но на зерне действительно написаны буквы,— прервал его известный институтский правдолюбец доцент Зотов.

— Действительно буквы,— поддержали его остальные.

— Это провокация! — выкрикнул новый заведующий кафедрой ботаники доцент Кузин.

— Товарищи, что за чушь,— ректор снова постучал о графин,— профессор Серегин, ваш коллега, был тяжело болен, только что вышел из больницы, а вы издеваетесь над ним...

— Но там действительно буквы,— упрямо произнес Зотов и, взяв микроскоп со своего стола, поставил его перед ректором.

Тот наклонился над ним, лицо его начало сереть, он рывком расстегнул ворот рубашки и через несколько минут, отдышавшись, устало сказал:

— Товарищи, сегодня очень жарко. У нас галлюцинации. Может быть, зерно обладает наркотическими свойствами. Нам надо разобраться, что это за зерно, что на нем написано и кем. Я думаю, что ученый совет стоит отложить на неделю.

Все подняли руки.