След в след

Дальше дед снова возвращается к начальному этапу московской истории. «Политика московского боярства,— пишет он,— целиком базировалась на двух, во многом противоречащих друг другу интересах. С одной стороны, боярство стремилось к усилению и расширению Московского княжества, собственное его благополучие зависело от успехов княжества, и, как следствие этого,— к усилению власти и значения Московского князя (от удельного — к великому, от князя — к царю и наместнику Бога), а с другой, история недавнего правления Андрея Боголюбского, разрыв между ним и его боярами заставлял московское боярство искать средства к ограничению власти князей. История Московского княжества дает возможность выявить целый ряд подобных институтов, ограничивающих власть и возможный произвол великих князей.

Первое: превращение изначально случайного и нетрадиционного наследования от отца к сыну в традиционное и обязательное (ограничение власти великого князя назначать себе преемника). Прямое наследование от отца к сыну было главной причиной уникальной для европейской истории XIV—XVI столетий преемственности и последовательности московской политики. Старшим сыновьям великих князей, жившим, в отличие от своих дядей, всегда в Москве и провозглашенным часто еще при жизни их отцов также великими князьями и соправителями, служили те же бояре или их дети. Основные семьи московского боярства Сабуровы, Кошкины, Вельяминовы, Морозовы служат великим князьям от начала Московского княжества до Ивана Грозного включительно, в каждом поколении занимая первенствующее положение. Установившийся порядок, при котором одни и те же фамилии из поколения в поколение окружали московский престол, также ограничивал произвол великокняжеской власти в выборе советников и в назначениях на высшие административные посты.

И С. М. Соловьев, и В. О. Ключевский, и другие историки государственной школы, над которыми довлел образ царей-реформаторов, в первую очередь образ Петра I, много раз сетовали на серость Московской княжеской династии, на то, что одного великого князя подчас невозможно отличить от другого, сравнивали их с манекенами. Серость московских князей как раз и объясняется тем, что чрезвычайно успешная и последовательная политика боярства почти не оставляла московским князьям необходимости, да и возможности для проявления личной инициативы.

Дореволюционной историографией, описывающей русскую историю XIV—XV столетий, был создан один из самых точных терминов — «собирание власти». Присоединяя к себе все новые и новые земли и княжества, Москва не изгоняет их прежних властителей, а собирает их у себя, собирает земли и собирает власть. Отношение московских князей к потомкам великих князей других линий, к удельным и служилым князьям, когда те находились уже в полной их воле, было в целом очень мягким и, что особенно важно, строилось так же, как с боярами, на договорных началах: абсолютное большинство удельных князей перешло на московскую службу именно по договору, иногда они сами, обеднев, искали московскую службу, как князья Ярославские и Белозерские, которые отдавали великому князю свои вотчины и тут же получали их назад как служебное пожалование; вотчины других князей московские князья покупали по договору, оставляя пользование ими в руках прежних владельцев, обязанных теперь служить великому князю (князья Ростовские). Высокое и прочное положение московского боярства, выгодность службы в Москве были важнейшей причиной того, почему многие бояре из других княжений переходили на сторону Москвы: и Нижегородское княжество, и Тверское, и Рязанское — главные соперники Москвы — оказались поверженными и присоединенными в результате измены старших бояр этих княжеств. Договорные начала, связывающие князя и его вассалов, не только обеспечивали их права, но также ограничивали власть князя.