След в след

Можно выделить несколько формальных признаков этой политической системы: 1) разделение государства на две части, в одной из которых источником верховной власти является традиция, а в другой — она сама (Киевский великокняжеский престол и Владимирское княжение, еще более явно Владимирское княжение и собственные владения князя в этом княжестве), причем власть, основанная на себе самой, стремится к территориальной экспансии, к своему распространению на всю территорию государства и к уничтожению традиций, на которых она основана; 2) отсюда новое представление верховной власти о себе самой и, соответственно, новое отношение к другим традиционным властям: переписка Андрея Боголюбского с его племянниками Ростиславичами, не имевшая ранее аналога в междукняжеских отношениях: «Не ходишь ты, Роман, в моей воле со своей братией, так пошел вон из Киева, ты, Мстислав, вон из Белгорода, а ты, Давид, вон из Вышгорода; ступайте все в Смоленск и делитесь там, как знаете». Один из Ростиславичей, Мстислав Храбрый, отвечал ему: «Мы до сих пор признавали тебя отцом своим по любви, но если ты посылаешь к нам с такими речами, не как к князьям, а как к подручникам и простым людям, то делай что задумал, а нас Бог рассудит»; 3) власть, видящая источник своей власти в себе самой (самозванство верховной власти), видит в себе и источник любой другой власти: Андрей выгнал из княжества старых отцовских бояр и окружил себя новыми людьми, многие из которых были иноземцы и иностранцы, никак не связанные с местными традициями, всецело зависящие от Андрея не только в миру, но и обязанные ему вечным спасением (некоторые из них были им крещены); 4) основание новой столицы: Владимир — столица-нувориш и с точки зрения общерусской столицы Киева, и с точки зрения старших вечевых городов Ростова и Суздаля. Разрыв и с традицией, и с той почвой, на которой она выросла и которая хранит ее; 5) насильственная смерть носителя верховной власти, или гибель его династии, или то и другое (верховная власть, которую делает абсолютной отказ от традиций, тот же отказ делает чрезвычайно уязвимой, лишает всяких опор, всякой защиты), в то же время отказ от традиций, отказ от традиционного понимания происхождения власти означает неизбежно отказ от традиции наследования власти, верховная власть не распространяется ни на кого, кроме ее непосредственного носителя. Смерть носителя этой власти означает конец всякой власти вообще.

Смерть Андрея Боголюбского — быть может, самая поразительная картина смерти абсолютной власти. После убийства князя заговорщики опасались, что владимирцы попытаются расправиться с ними, но никто и не думал вступиться за великого князя всея Руси, напротив, вслед за убийцами, которые начали расхищать княжескую казну, туда бросилось за своей долей остальное население Боголюбского, были ограблены также строители церквей, приглашенные Андреем в город. Грабежи и убийства продолжались несколько дней по всей волости. Все это время князя не погребали. Единственный, кто остался верным покойному, был его слуга Кузьма. Когда он стал искать тело, ему сказали: «Вон лежит, выволочен в огород, да ты не смей брать его: все хотят выбросить его собакам, а если кто за него примется, тот наш враг, убьем и его». Наконец Кузьме удалось уговорить одного из убийц князя, ключника Анбала, дать ковер, чтобы завернуть тело. Когда он отнес князя к церкви и стал просить, чтобы его пустили, ему сказали: «Брось тут, в притворе, вот носится — нечего делать».

Время Андрея Боголюбского запомнили все. Верховная власть нашла в нем быстрые средства своего усиления, боярство увидело всю зыбкость своего традиционного влияния. Дальнейшая история России во многом основана на том опыте, который вынесли из правления Боголюбского обе эти власти».

Дальше в тексте вставка: «История русского православия, русской церкви, русской религиозности, сознающей себя как единственную хранительницу истинной веры, до крайности доведенная нетерпимость и презрение к другим ответвлениям христианства в соединении с дикостью и варварством русского священства, значительная часть которого до конца XVII века была неграмотна, приниженным положением духовенства, отсутствием богословия, почти полным незнанием мирянами Священного Писания (через весь XIX век проходит упорная, стоящая многим церковным иерархам карьеры борьба между сторонниками и противниками перевода Нового и Ветхого завета на русский язык, последние утверждали одновременно и то, что русский народ еще! (через 1000 лет после принятия христианства) не созрел для чтения Священного Писания, и особенную религиозность этого народа), Москва — Третий Рим и раскол, легкость уничтожения патриаршества Петром, легкость отказа от веры в 1917 году и возрождение мессианской идеи на рубеже XIX—XX вв. — вся эта странная русская религиозность не может быть понята без истории русской колонизации Северо-Восточной Руси. Эта колонизация создала тог фильтр, через который воспринималась и своя вера и чужая.