След Полония

С точки зрения тех, кто знал Олигарха не понаслышке, он был изрядная сволочь, большая умница — и при этом далеко не трус.

Он никогда не изменял своим принципам. Он просто-напросто менял свои принципы в зависимости от изменения финансовой или политической конъюнктуры.

Олигарха по праву считали самой загадочной фигурой периода нового смутного времени русской истории — чем-то вроде «серого кардинала», тайного финансиста и одновременно злобного демона при дворе первого российского президента Бориса Ельцина. К тому же Олигарх для чего-то считал себя православным и свое отношение к природе мироздания сформулировал несколько лет назад в интервью одной русской оппозиционной газете: «Господь постарался, чтобы все мы были абсолютно различными… Смысл, который Господь вложил в эту идею, состоит в том, что мы имеем право на ошибку. Мы можем ошибаться, а другие должны распознать эту ошибку и больше этим путем не идти. Среда, в которой мы обитаем, — воздух, вода, информационная среда, люди, что нас окружают, — все это меняется, и в огромной степени непредсказуемо. Поэтому Господь сотворил нас так, чтобы мы могли приспосабливаться к этим изменениям…»

Родился и вырос Олигарх в обычной советской семье среднего достатка и, даже с учетом пресловутого пятого пункта, в систему вписался практически без проблем: школа, институт, второе высшее образование в университете, аспирантура, диссертация…

В конце восьмидесятых, когда все, что казалось незыблемым и постоянным, вдруг начало осыпаться, обваливаться и оседать, Олигарх, заведовавший тогда научно-исследовательской лабораторией, почувствовал необратимость и неслучайность наступающих перемен. Он вообще был человеком очень чувствительным к изменениям внешней среды. И всегда пытался предугадать дальнейшее развитие событий.

В конце концов Олигарх принял решение: наукой больше не заниматься, а начать делать бизнес. Он по собственному желанию ушел из тихого, спокойного академического института, оставив партийный билет члена КПСС в сейфе лаборатории и получив взамен относительно сытой стабильности почти полную свободу и самостоятельность.

Никакой зарплаты, никакой социальной помощи… В бизнесе первое время ему просто хотелось заработать миллион. Потом — не один миллион, а десять. Потом — больше… и только потом пришла мысль о необходимости заниматься политикой — исключительно для того, чтобы защитить свой развившийся бизнес от государственного и негосударственного криминала.

В девяносто первом году Олигарх перепутался, в девяносто третьем — оправился от испуга, а уже в девяносто шестом сделал все возможное, чтобы не допустить возвращения к власти своих бывших товарищей — коммунистов. К этому моменту ему уже было что терять — включая жизнь и свободу; И тогда именно Олигарх инициировал союз реформаторов и социально ответственных предпринимателей, который спас агонизирующий режим так называемой «новой России».

На последующие несколько лет судьба вознесла бывшего заведующего лабораторией к горним вершинам государственной власти, предоставив ему почти безраздельное право вершить судьбы народов и контролировать финансовые потоки едва ли не планетарного масштаба.

Это было веселое, страшное время… Но потом вышло так, что Олигарх в одночасье потерял все посты в государственном аппарате и едва не оказался за решеткой. Очередной вызов в Генеральную прокуратуру не оказался для него неожиданным — он узнал о нем в Лондоне и предусмотрительно не стал возвращаться…

С точки зрения Олигарха, никто больше богатых людей не заинтересован в будущем России. Хотя бы потому, что капитал — это концентрированный потенциал любой нации. Причем это вовсе не деньги в мешке — это интеллект, фабрики, ресурсы, распределенные между различными группами или людьми. Поэтому давление на бизнес Олигарха со стороны российских силовых структур было мощным и профессиональным. Он даже вынужден был по грабительским ценам продать большую часть своих активов в России — впрочем, кое-что у Олигарха еще оставалось и там, и в других странах мира: часть бизнеса, о которой все знали, и часть, о которой никто даже не догадывался.

Кроме того, на далекой родине Олигарха обвиняли в мошенничестве при отягчающих обстоятельствах — речь шла о хищении больше десяти лет назад денежных средств, полученных от продажи двух тысяч грузовых автомобилей, которые фирма Олигарха получила на реализацию. Обвинение было предъявлены заочно, и московский суд санкционировал избрание Олигарху меру пресечения в виде содержания под стражей, объявив его в международный розыск по линии Интерпола. Рассмотрение вопроса об экстрадиции из Великобритании продолжалось примерно полгода и закончилось тем, что Олигарх получил от английских властей статус политического эмигранта.

Правда, с некоторых пор Олигарх находился в международном розыске еще и в связи с новым уголовным делом. Дело было возбужденно Генпрокуратурой России по факту совершения неких действий, направленных на насильственный захват власти в стране; санкция этой статьи предусматривает наказание в виде лишения свободы на срок от двенадцати до двадцати лет — и в адрес МВД Великобритании снова поступили документы на экстрадицию…

Относительно демократии как способа управления государством Олигарх давно уже не испытывал никаких иллюзий. Он прекрасно представлял себе, где витрина, предназначенная для избирателей, а где истинный интерес людей, которые заняты большим бизнесом. И, очевидно, как раз поэтому здесь, в Лондоне, прекрасно понимая, насколько рациональны соображения Запада в отношениях с Россией, Олигарх, конечно же, чувствовал себя в большей безопасности, чем на родине… но и по поводу собственной недосягаемости не заблуждался ни на минуту.