След на воде

Покачиваясь на нетвердых ногах, парикмахерша сошла по трапу и остановилась, вытирая пот с лица. Была она какая-то неестественно бледная, со стянутыми на затылке в куцый хвостик нечистыми волосами. Все ее вещи уместились в небольшую клеенчатую сумку, которую она волочила за собой за слишком длинные ручки. Маловато вещей, вообще-то. Она, что же, даже куртку с собой не брала? На севере может быть холодно, хоть и лето в разгаре. В прошлом круизе даже снег шел — это в конце июня! А у Михалны, судя по размеру багажа, никаких теплых вещей с собой нет. Или она их в каюте забыла? Я совершенно не знакома с поведением людей, страдающих запоями, может, им как раз забывчивость свойственна. Или парикмахерша просто оставили большую сумку кому-нибудь на сохранение, чтобы не тащить самой. А когда теплоход в город вернется, она ее заберет.

На борту у самого трапа рядом с вахтенным матросом стоял старпом и внимательно следил за перемещениями ссаживаемой парикмахерши. Как будто боялся, что она вернется тайком и станет от него прятаться по подсобным помещениям. Но Михална возвращаться не собиралась. Мало того, она плюхнула свою сумку на песок, повернулась лицом к теплоходу и, уперев руки в бока, разразилась длинной речью.

Мы об этом могли только догадываться, наблюдая из-за наглухо закупоренных окон, как она часто-часто открывает рот и иногда взмахивает руками для убедительности. Ничего, к вечеру вся команда будет знать почти дословно, что сказала Михална напоследок обескураженному старпому. Будет, кому рассказать — вон сколько народу придумали себе срочные дела на главной палубе, недалеко от трапа.

Парикмахерша выдохлась, картинно плюнула напоследок себе под ноги и, подхватив сумку, бодро зашагала по деревянной лестнице, ведущей с берега в город. Даже не покачивалась уже, шла твердым шагом. Видно, полегчало ей после того, как старпом узнал о себе несколько неприятных подробностей.

— И где они теперь посреди реки парикмахера найдут? — спросила Женечка-тихоня.

Карина и здесь оказалась осведомлена лучше всех:

— Не надо никого искать! Кто-то из новеньких стюардесс раньше в парикмахерской работал, оказывается. Старпом как об этом узнал, сразу с Михалной перестал церемониться. Пообещал дверь взломать и волоком из каюты вытащить. Она и открыла сразу. А то придуривалась три дня. Теперь эта стюардесса, которая тоже парикмахер, будет работать, когда возникнет необходимость. Туристы же не каждый день записываются. Если и запишутся, то один-два человека на укладку. А в городе другого мастера возьмут, старпом уже в агентство заявку отправил, подберут.

Ну, что тут скажешь? Незаменимых у нас нет, как оказалось. Хорошо, что Володин меня не стал ссаживать. А я ведь даже и не догадалась, что часть вещей можно оставить на теплоходе и не таскать по автобусам. Михална, хоть и пьяница, сообразительней и практичней меня.

Перед обедом Нечипорук огорошил нас новостью. Туристка Марта Герцель переводится с третьей станции на первую. По ее личной просьбе. Она уже хорошо себя чувствует, но возвращаться за свой стол не хочет. Боится, и вообще, гораздо комфортней чувствует себя в компании с «русским доктором», который ее спас и очень трогательно о ней заботился.

Расходились мы подавленные. Наша третья станция в полном составе испытывала неловкость, как будто это мы Марту выжили. А Зотова, успевшая привыкнуть к русской компании, с трудом представляла, куда определить Марту. Туристов рассаживают по принципу «единого языка», а на первой станции Марте даже поболтать будет не с кем.

— Может, к ней тогда кого-то из переводчиков посадить? — предложила Светка начальству.

— Не надо, — успокоил ее Нечипорук. — Там учительница немецкого есть, она сказала, что с удовольствием попрактикуется в языке. Эта бабулька уже со всеми русскими подружилась, по-моему. Они с доктором этим везде под ручку ходят, ну, и он ее во все развлечения втягивает. Сегодня даже с берега шашлык ей притащили. Холодный и жилистый, зато от души. Бабулька была в восторге.

Ну вот! Наша жизнерадостная Марта ушла к «русскому доктору», а нам остались вредный Алекс и Анна со своими непонятными отношениями.

Анны на обеде тоже не было. Алекс сказал, что она устала на экскурсии, у нее разболелась голова и обедать она не хочет. И даже в каюту обед ей нести не надо. Потом, правда, передумал, велел приготовить еду «на вынос», но отнести вызвался сам. Не разберешь эти их отношения. То сидит рядом, как истукан, то заботится изо всех сил.

— Они, похоже, с Анной поругались, — шепнула мне Карина. — На экскурсию Алекс один пошел, Анна с самого утра в каюте сидит безвылазно.

— Ничего подобного, — так же шепотом возразила подошедшая Катя. — Не сидела она в каюте. И не ссорились они. Я видела, как они с берега под ручку возвращались.

— Не может этого быть! Я своими глазами видела, что Алекс один с теплохода уходил. А Анну я вообще не видела сегодня.

— Ты своими глазами не видела, а я — очень даже. И тоже своими собственными глазами. Возвращались рядышком, как два голубка.

— Но я же точно видела…