След на воде

— Да ну… — она шмыгнула носом совсем уж жалобно. — Расстроилась чего-то. Ты молодец: не ходишь на палубу, когда отходим. А я прямо дура какая-то, каждый раз туда прусь, а потом плачу вот. Мама с берега машет, а мне что-то так жалко себя становится. Да еще музыка эта. Она когда играет, мне кажется, что я на войну уезжаю, и меня там обязательно убьют. Я сразу начинаю представлять, как маме напишут, что меня убили. Как гроб со мной привезут и даже не откроют. Вдруг меня взрывом изуродует и показывать будет нельзя. Или я уже разлагаться начну…

Ну и фантазия у этой крошки! С таким воображением «Прощание славянки» вообще противопоказано. Надо тему сменить, и так тошно.

— Хватит кукситься! — решительно заявила я. — Мы не на войну едем. Мы с тобой едем в круиз по великой сибирской реке. И у нас работы много. Так что, думай о хорошем и тащи давай приборы.

Карина, всхлипнув напоследок, помчалась в сервировочную за своим лотком, а я выключила пылесос и достала из шкафчика оставшиеся со вчерашнего ужина салфетки.

Сегодня мы крутим «свечки». Или «бомбочки», как мы называем их между собой. Так уж заведено: на первый ужин у нас салфетки — «веера», на второй — «свечки». Без всякого тайного смысла, просто потому, что эти самые «бомбочки» — единственный вариант, в который можно перекрутить вчерашние «веера» без предварительного разглаживания.

В первый ужин мы накрываем все столы полностью, неизвестно ведь, сколько за каким окажется человек. На второй день, когда уже ясно, сколько за нашими семью столами обедает туристов, мы лишнего не накрываем. Вот и перекручиваем оставшиеся «веера» в «свечки». Почему нельзя просто погладить не пригодившиеся салфетки? Мне тоже раньше это было интересно. Вообще, многое мне тут было непонятно поначалу.

Пока я размышляла о повседневном невольном нашем идиотизме, в ресторан вернулись и все остальные девчонки. Торжественные проводы закончились, началась привычная работа. Шумели оба пылесоса, звенели приборы, перекладываемые из лотков в выдвижные ящики на станциях. В противоположном конце ресторана слышался резкий голос Светки Зотовой.

— Куда ты столовые ножи к закусочным валишь, горе мое? Сколько раз говорить, сортировать надо еще на перетирке! Пятый круиз начался, а ты элементарных вещей запомнить не можешь.

— Чего Светка опять разоряется? — спросила я у подошедшей Кати Вепревой, моей старшей на этот рейс. Спросила больше для порядка, для поддержания разговора. И так все было ясно: на первой станции в этот раз подобрались совершенно не подходящие друг другу люди. Старшая там Светка — слишком темпераментная, резкая и даже грубоватая. Непростой у Светки характер. А в напарницы ей достались Женечка-тихоня с вечно извиняющимся лицом и Жанна.

О Жанне разговор особый. Что это за явление такое «Жанна Глотова», и почему половина наших девчонок страдальчески морщится при ее упоминании, я смогла досконально прочувствовать в прошлом круизе. Мы тогда как раз с Жанной на одной станции оказались. Это не напарница — это какой-то уникальный коктейль из лени, тупости и высокомерия. Мало того, что работать нам приходилось вдвоем вместо троих, так еще нужно было постоянно следить, чтобы Жанна чего-нибудь не «накосячила», и исправлять, если недоглядели. В общем, работать с Глотовой на одной станции я больше не хочу ни за какие коврижки. И не только я. Все, кто успел отметиться у Жанны в напарницах, согласны работать с кем угодно, хоть с заклятым врагом, только не с ней. Лучше уж Светкины вопли слушать — она хоть по делу орет. Вот только не спрашивает нас никто. Серега Нечипорук — менеджер ресторана — перед каждым круизом лично составляет списки наших «троек». И плевать ему на наши симпатии и антипатии. «Работа не должна зависеть от личных отношений, — говорит он. — Дружите после работы. А здесь вы должны действовать, как винтики и шестеренки». Вот и тасует нас, двенадцать человек, перед каждым круизом по-новому.

Двенадцать официанток, четыре станции, по три человека на участок из семи столиков. Моя станция на этот рейс — третья. А старшая официантка у меня, к огромному моему удовольствию, Катя Вепрева. Золото, а не человек, я под ее началом в своем самом первом круизе работала. А с Кариной мы напарницы впервые. Ничего, притремся друг к другу. У нас на это еще одиннадцать дней.

Светка продолжала сыпать проклятия на чью-то голову.

— На кого это она?

— На Жанну, — Катя даже удивилась моей недогадливости. — Больше-то не на кого. Нам эти концерты еще десять дней слушать. Если, конечно, Светка ее раньше не убьет.