След на воде

В том, что Володин обязательно от меня избавится, я не сомневалась. И хоть виноватой себя не чувствовала, все равно стыдно было. Как будто печать на мне какая-то. Как будто на выбраковку меня отправляют, и все это видят, но не жалеет никто, и никто не заступится — все рады, что не их, а меня на выбраковку. Чушь какая-то в голову лезет. «Выбраковка» какая-то, «никто не заступится». Строю из себя несчастную, хочется, чтобы пожалел кто-то. А чего меня жалеть? Просто не повезло, что мне досталось напитки на этот чертов восемнадцатый стол нести. Досталось бы Карине — ее бы завтра ссадили. Или Катю, хотя вряд ли — Катя официантка с опытом, ее бы оставили, такие работники ценятся. Но напитки на восемнадцатый стол приносила я, поэтому и увольнять будут меня. Мне просто сегодня не повезло. Как Марте…

Я ковыряла вилкой котлету и жалела себя изо всех сил. И очень хотела, чтобы случилось еще что-то незаурядное. Чтобы отвлечься самой и переключить внимание окружающих, раз уж все равно ничего поделать нельзя. И случилось. Михална зашла, покачиваясь, в столовую и остановилась у двери, обводя присутствующих мутным взглядом. Я уставилась на нее, наплевав на приличия. Меня завтра все равно ссадят, мы с парикмахершей больше не увидимся, можно и невоспитанной побыть немного. Пропади все пропадом! Проснулось во мне какое-то детское беспардонное любопытство — очень хотелось подробно рассмотреть, как выглядит женщина после двухдневного запоя.

Неважно выглядит. Полная, невыразительная от природы Михална после двухдневного добровольного заточения в каюте приобрела одутловатость и красные от лопнувших капилляров глаза. Она походила сейчас на разбуженную раньше времени медведицу. Только не в умилительно-плюшевой ипостаси, когда жалеешь бедное животное, вынужденное таращиться на яркий солнечный свет, а в первозданно-животном, хищном смысле. Опасностью от нее веяло, и от этого хотелось смотреть еще и еще, замирая от страха и брезгливости. Пьяная женщина — зрелище не для слабонервных.

Я сглотнула, пытаясь избавиться от тошнотворного комка в горле, и подумала, что Михалну, вот, никто на берег не ссадит, хоть она и вовсе из запоя не вылезет. Так и будут катать туда-сюда по реке, пока навигация не закончится. За нее есть, кому словечко замолвить. Снова стало себя жалко. Прямо до слез, до сиротских подвываний. Отвлеклась, называется.

Парикмахерша постояла еще пару минут у двери мутной, неопрятной кучей, шумно вздохнула и вышла, пятясь, в коридор. Пока дверь за ней не закрылась окончательно, слышны были ее шаркающие шаги и тяжелые вздохи. А в столовой осталось легкое облачко перегара. Даже слишком легкое для двух-то дней. Или я просто совсем не разбираюсь в запоях?

В ресторан я пришла, полностью готовая к увольнению. Сто раз прокрутила в голове предстоящую неприятную сцену, двадцать раз себя пожалела, хорошенько подумала, как же я буду добираться до дома, и, заодно, как буду объяснять на работе, почему вышла из отпуска раньше на полтора месяца. Скажу, соскучилась. Валера, мой начальник и по совместительству хороший знакомый, должен быть несказанно рад такому трудовому порыву. Он меня и отпускать-то не хотел на все лето, но я, загоревшаяся идеей заработать за лето сверхплановых деньжат в твердой валюте, его уговорила, делая упор главным образом на необходимость отдыхать от постоянной работы хотя бы время от времени. А то, мол, не смогу плодотворно трудиться следующие три года. Валера, человек мягкий и внушаемый, как обычно, поддался на уговоры и отпустил. Может, и пожалел потом об этом, не знаю. Я на работе не появляюсь даже когда теплоход в городе стоит. Отпуск так отпуск, а то заскочишь на минутку, и окажется, что без тебя ничего не спорится и не ладится, а начальник уже не раз пожалел о своей минутной слабости.

Валера обрадуется, если я на работу выйду. И девчонки обрадуются. И сына можно забрать от бабушки пораньше — в парк с ним сходить и на озеро съездить. Вот и получается, что увольнение мне только на пользу пойдет, раз стольким людям можно радость доставить.

В общем, не так уж тошно и муторно было, спустя каких-то пару часов. Я даже вещи в каюте собрала, чтобы завтра не возиться. Буду с утра на палубе стоять и всматриваться в туманную даль. А еще лучше с вечера на палубе обосноваться — глупо спать в последнюю ночь на корабле. Можно даже с Димычем договориться, пусть он из бара чего-нибудь горячительного принесет, раз Серега-олигарх всех угощает, и просидеть всю ночь на корме, на звезды смотреть и романтические разговоры разговаривать. Димыч не откажет, если попросить хорошо и ситуацию грамотно обрисовать.

Но увольнять меня никто не собирался. Напрасно я попадалась Володину на глаза, чтобы решить этот вопрос разом. Пусть скажет сейчас, что в моих услугах фирма больше не нуждается, и можно не терзаться больше.