След молнии

Я бегу по склону покрытой соснами горы, преследуя что-то невидимое. Потом через скальный красный каньон. Потом по заросшему полынью плато. Везде только я и объект моей охоты. Единственные звуки – мое собственное напряженное дыхание и ровный темп шагов, когда я мчусь вдоль горы, через каньон, по плато. Единственное чувство – возбуждение от погони. Как обычно, моя добыча опережает меня всего на пару шагов. Она появляется на мгновение, затем снова скрывается в чаще деревьев, во впадине русла ручья, за изгибом пыльной тропы. Наконец я вижу цель, которая только что была затеряна в пейзаже и вдруг появилась, освещенная светом миллионов звезд, блеском полной луны, ярким солнцем пустыни. Я торжествующе ухмыляюсь, поднимаю дробовик скользкими от пота руками и, нажав на спусковой крючок, делаю смертельный выстрел. Удар, и моя добыча падает. Я бросаюсь к ней, на ветру за спиной колышется длинная шкура койота.

Оказывается, стреляла я в Кая. В груди у него дыра – прямо насквозь. Глаза смотрят на меня с укором. Мокрые от крови губы приоткрываются, он хочет мне что-то сказать. Я наклоняюсь к его лицу, чтобы услышать. Или чтобы поцеловать.

Но у него лишь одно слово для меня:

«Чудовище!»

Я резко просыпаюсь и решаю, что хватит на сегодня снов. Воздух пронизывающе холодный. В моем трейлере нет обогрева, солнце еще не встало, поэтому холод горной пустыни проникает внутрь через пол и стены. Я одеваюсь, дрожа как от холода, так и от затянувшегося ужаса моего сна. Надеваю черные легинсы и хлопковую рубашку. Тщательно обматываю завязки мокасин вокруг икр почти до колена и заправляю внутрь свободные концы. Рассовываю по местам метательные ножи. Böker уже на поясе. Затем я натягиваю шерстяную шапку и перчатки без пальцев. Знаю, что днем начнет жарить солнце, но мне хочется тепла и комфорта уже сейчас.

Кай развалился на моем диване в гостиной – совершенно равнодушный к той жуткой смерти, которой я подвергла его в своем полуобморочном сне. Одна его нога в носке выскользнула из-под одеяла и лежит на полу, поскольку такие длинные конечности чрезвычайно трудно уместить на моем маленьком диванчике. Руки он небрежно закинул за голову, и они теперь свисают с края.

Вчера он был красив, но сегодня стал еще красивее. Длинные ресницы покоятся над скульптурно вылепленными скулами. Черты лица разгладились во сне.

Но внезапно меня охватывает паника, что это тот самый Кай из моего сна – с кровавой дырой вместо сердца.

Я вздрагиваю так сильно, что чувствую боль в мышцах. Сглатываю горячий комок, рвущийся изнутри. Подхожу, протягиваю руку и трясу его за плечо:

– Эй, проснись!

Он не шевелится, и я трясу снова.

В этот раз он приоткрывает один глаз. Смотрит на меня так, будто пытается вспомнить, кто я, затем снова проваливается в сон.

– Пора вставать, – говорю я.

– Уже? – Он зевает, тяжело приходя в себя после пробуждения в незнакомом месте. – Сколько сейчас времени? Разве солнце уже взошло?

– Вставай. Я собираюсь разогреть остатки кофе.

Я действительно собираюсь, но как только оказываюсь на кухне, впадаю в какое-то оцепенение. Солнце начинает выходить из-за гор, и первые лучи рассвета, проникнув в мое окно, падают на руки, упертые в столешницу. Я гляжу на свет, ползущий по коже. Мои смуглые пальцы покрыты крошечными порезами после схватки с тсэ наайее. Свежие раны дополняют мозоли и жесткие белые шрамы, полученные в предыдущих боях. Ногти у меня короткие и грубые. Они покрыты маленькими белыми точками, свидетельствующими о переломах пальцев и бог знает каких еще травмах, которым я их подвергла.

Травмы и шрамы. То, что у меня действительно хорошо получается. Я – тошнотворное уродство этого мира, как однажды выразился Длиннорукий. Подпитанные воспоминанием о недавнем сне, его слова обрушиваются на меня как лавина, и внезапно я начинаю ощущать всю нелепость мысли о том, что мы с Каем могли бы стать друзьями, не говоря уже о чем-то большем. Я чувствую, как начинаю шататься. Голова кружится от ужасного осознания, что стены вокруг меня начинают смыкаться.

– Мэгз?

Далекий зовущий голос отвлекает от того, что грозит нависнуть над моей головой и отправить в беспамятство.

– Мэгз!

Рука прикасается к моему плечу, и я резко оборачиваюсь. Инстинкты тренированного тела срабатывают быстрее разума. Я прижимаю Кая к стенке и приставляю нож к его горлу, прежде чем успеваю понять, кто я и где нахожусь. И что едва не натворила.

В ужасе я отшатываюсь назад. Бьюсь о кухонную стойку бедром с такой силой, что мне хочется взыть. Убираю нож быстрее, чем достала.

– Перестань меня так называть, – нелогично выпаливаю я. – Это не мое имя.

– Конечно, – отвечает он голосом совершенно проснувшегося человека. И очень испуганного.

Я отступаю еще дальше, мысленно оглядываясь и пытаясь нащупать твердую почву под ногами. Кай замер на месте и просто смотрит на меня блестящими глазами. Он бледен, виски покрылись потом, но руки свободно висят вдоль тела, и он не выглядит опасным. Чего нельзя сказать обо мне.