— Не хотелось бы, чтобы кто-то считал, будто мне несвойственно здравомыслие. Мы уже достаточно долго путешествуем вместе и определенно успели прекрасно узнать друг друга.
— Угу, хозяин, — кивнул Эмансипор, поспешно беря графин с вином и опять наполняя кубок; сделав три быстрых глотка, он снова начал попыхивать трубкой. — Воистину… гм… прекрасно.
— Похоже, генерал Пин Растрёп, будучи уроженцем Фаррога, не так уж мало знает об извергах.
— Угу, хозяин, у него сложилось о них вполне определенное мнение.
Сидевший на троне Бошелен улыбнулся:
— Не чувствую ли я в ваших словах некое недовольство, любезный Риз? Из-за того, что Пин Растрёп настолько втерся ко мне в доверие? И вы считаете, будто он вам угрожает?
— Хозяин, я всего лишь разделяю осторожность сенешаля.
— Ах, прекрасная Шарториал Инфеланс… Естественно, осторожность — крайне необходимое для нее качество, учитывая занимаемый ею пост.
— Осторожность, — повторил Эмансипор. — Угу.
— Да будет вам известно, Риз, королевская казна почти пуста.
— Потому что мы ее разграбили, сударь.
— Верно. И налоговые поступления снизились.
— Угу, мы выжали все досуха.
— Правильно. Отсюда следует настоятельная потребность в притоке капитала. Тирания обходится дорого, если, конечно, исходить из предположения, что главная цель короля-тирана — накопление огромных богатств за счет простого народа, не говоря уже об испытывающей немалые трудности знати, если можно так выразиться.
— Я думал, речь идет о власти, хозяин. И о возможности запугать любого, чтобы его подчинить.
— И это тоже, — согласился Бошелен. — Но это лишь средства для достижения цели, каковой является личное богатство. Да, есть некое удовольствие в том, чтобы терроризировать низшие слои общества, обрушив на него потоки страха, страданий и невзгод. И я вовсе не отказываюсь от подобных удовольствий.
— Конечно нет, хозяин. Кто мог бы такое сказать?
— Именно так. Собственно, я готов утверждать, что подобная кровожадность есть могущественный символ присущей мне человечности.
— Что ж, хозяин, будем надеяться, что тем ящерам несвойственна такая черта.
Вернулся безголовый носитель символа власти, а за ним и Великий епископ.
— Бошелен, — промолвил писклявым голосом Корбал Брош, — я только что вспомнил, о чем хотел тебе сообщить.
— Превосходно, Корбал. Говори же.
— Тот паромщик, Бошелен, которого мы бросили в самую глубокую темницу.
— Наш одержимый пленник? И что с ним?
— Он мертв.
Бошелен нахмурился:
— Мертв? Что случилось?
— Мне кажется, — сказал Корбал Брош, — он умер от мастурбации.
Эмансипор потер лицо:
— Что ж, из всех возможных способов умереть…
— Понятно, — проговорил Бошелен. — И конечно же…
Корбал Брош кивнул:
— Он больше не одержим, Бошелен.
— Иными словами, друг мой, Равнодушный Бог сбежал из своей смертной тюрьмы и теперь гуляет на свободе.
Корбал Брош снова кивнул:
— Это плохо.
— Воистину очень плохо. Гм… — Бошелен внезапно поднялся на ноги. — Вот что, Риз, идемте со мной. Нам нужно вернуться в мой Зал заклинаний. Похоже, в эту приятную во всех отношениях ночь нам придется вызвать и отправить в мир целую армию демонов. Корбал Брош, ты чувствуешь присутствие бога в подземельях?
— Кажется, да. Он там бродит.
— В таком случае нас ждет славная охота, о да! Идемте же, Риз.
Дрожа, Эмансипор выбил трубку.
— Хозяин, вы хотите, чтобы я помог вам вызывать демонов? Вы никогда раньше меня об этом не просили. Думаю…
— Согласен, любезный Риз: возможно, я был неосмотрителен, не включив данную возможность в наш контракт. Однако обстоятельства крайне необычны, и вряд ли вы станете против этого возражать. Не бойтесь — если вдруг вам не повезет и вы окажетесь разорваны на куски, могу вас заверить, что смерть ваша будет быстрой.
— Гм… спасибо, хозяин. Это…
— В какой-то степени утешает? Рад, что смог, как всегда, вас успокоить.
— Я подниму остальных моих неупокоенных, Бошелен, — сказал Корбал Брош.
Бошелен пристально посмотрел на своего старого друга:
— А что, если кто-то из них подкуплен?
— Нет, Бошелен. Ни у кого из них нет головы.
— Что ж, хорошо. Чем больше охотников, тем веселее. Ну же, любезный Риз, не будем терять время!
Мортари присел в тени у выхода из переулка рядом с Ле Груттом, глядя на высокую стену королевского дворца.
— Вижу, за что ухватиться, — прошептал он.
— И на что опереться ногами, — прошептал в ответ Ле Грутт.
— Значит, есть опора для рук и ног.
— Для рук и ног.
— Ничего не выйдет.
— Без шансов.
И они осторожно вернулись туда, где ждали остальные. Подойдя к Плаксе Хват, Мортари потер свою похожую на морду терьера физиономию, почесал за ухом, облизал губы и наконец сказал:
— Ничего не выйдет.
— Ничего не выйдет, — повторил Ле Грутт, блеснув большими зубами.
— Если только Барунко не сумеет подбросить нас повыше, к одной из тех пик, — уточнил Мортари.
— Ухватить труп за ногу и надеяться, что она не оторвется, — добавил Ле Грутт.
— Мимо всех тех…
— Опор для рук и ног.
Вздохнув, Плакса Хват повернулась к Барунко:
— Ну?
— Подбросить? Я могу. Только дай, что именно.
— Тебе нужно подбросить Мортари, — объяснила Плакса. — К одной из тех пик.
— Пик?
— Которые на стене.
— На стене?