След игуаны

– Мне плевать. Не знаю. Но не ниже, чем получают ваши шлюхи.

– Пятьдесят за час, который ты там пробудешь. Ты же не профессионал, а обычный человек. Моральная компенсация, по дружбе.

– Ага, по дружбе… – Караваев выпил еще коньяка и почувствовал, что напился так, как давно не напивался.

– Но! До клиента выше пояса дотрагиваться нельзя. Это железное условие.

– Это еще почему? – журналист прищурил глаза и ухмыльнулся.

– Такое его желание. Это к вопросу, почему услуги моих мальчиков стоят так дорого. Личная жизнь клиента – не тот предмет, который должен тебя интересовать.

– А может, мне еще на одной ноге стоять, как цапле?

– Если клиент захочет, то придется. Так ты уже все, спекся? – в голосе бизнесмена прозвучало ехидство. – Поубавилось уверенности?

– Не поубавилось. Выебать пидараса за полтинник? Тоже мне проблема. С жопы все одинаковы.

– Только проверь себя на ЗППП. На это у тебя есть четыре дня. Сам понимаешь, дело ответственное. Мало ли, кто у тебя там был в твоей Африке…

– Да если бы кто был…

– Так по рукам? – бизнесмен протянул ладонь, и Игорь с вызовом пожал ее.

– По рукам.

Глава 2

Игоря разбудил звонок сотового. Было одиннадцать часов, и журналист, недовольно щурясь, взял трубку.

– Доброе утро, тебе сегодня в клинику к шестнадцати часам, – прозвучал знакомый голос, – адрес я тебе на WhatsApp скинул. Алло, Игорь, ты меня слышишь?

– Слышу. Куда ехать? Зачем? – хрипло спросил журналист и сел на постели. Зверски хотелось пить. Запустив руку в отросшие волосы, Караваев теперь изучал соринки на полу.

– В частную клинику. На болезни тебя проверить. Не переживай, из зарплаты не вычту. Все в сообщении, давай, удачи.

Владислав Сергеевич положил трубку, и журналист, отбросив телефон, отправился на кухню, где, включив воду, подставил губы под струю и жадно начал пить, прямо из-под крана. Воспоминания вчерашнего вечера воскресали со всей яркостью. И легче от этого не становилось.

Он помнил, что напился, помнил, как распинался, тряс регалиями, понтовался. Хоть про «Золотое перо» рассказывать не стал, а ведь этих премий у него ни мало ни много, а целых четыре. Бестолковая награда, больше для самолюбия. Игорь перестал ею хвастаться после того, как однажды коллеги посоветовали ему засунуть те самые перья в известное место и изобразить павлина.

А вот про игуан, террористов и африканских боевиков Караваев поведал все. Рембо, блядь. Оторвавшись от крана, Караваев направился к туалету. Блаженно прикрыв глаза, он отлил, после чего полез в душ. Но вчера были не только рассказы, какой он молодец и как же он в зарубежные командировки катается. Игорь пообещал бизнесмену, что переспит за деньги с каким-то мужиком. Да уж. Хорошо хоть не как нижний.

Журналист стоял под душем, тщетно пытаясь собрать мысли в кучу. Его раздирали смешанные чувства. С одной стороны, осознание собственной продажности сильно портило настроение. Он понимал, что и состояние опьянения, и спор, это лишь ширма.

С другой стороны, внутри волной подымалось приятное предвкушение, которое заставляло едва заметно улыбаться. И вопрос-то не только в деньгах, хотя и в них тоже.

От мысли, что он придет и оттрахает какого-то почти случайного богатого педика, да еще вслепую, губы расплывались в улыбке. Ощущение опасности, предвкушение секса и легкий, горьковатый привкус падения… Игорь выключил воду и начал вытираться. В шестнадцать часов в клинику. На предмет сифилиса. Какие там к черту ЗППП, если последние полгода секс был всего три раза, а остальное – с собственной рукой? Зато с ней – ежедневно.

Возможный секс с мужчиной Игоря смущал еще меньше. Он не считал себя геем, но вполне отдавал отчет о собственной бисексуальности. Караваев боялся оказаться связанным с кем-либо. Для него были важны прежде всего независимость и свобода, на которые дамы не часто соглашались. А вот парни… Парни на такое вполне бы пошли, но Игорю не попадался тот, с кем он мог бы рискнуть. Везучестью журналист не отличался, поэтому если по молодости еще искал «того самого», то в последние годы стало как-то плевать. И без отношений было неплохо – эмоции он получал в командировках, а смысл жизни – в волонтерстве, о чем не слишком любил распространяться, опасаясь насмешек.