Оказалось, что двоих похожих по описанию молодых людей, один из которых, совсем лысый, то есть бритый наголо, выглядел постарше, видела на лестнице поднимающимися в отделение реанимации и уборщица Лаврова, протиравшая мокрой шваброй лестничную площадку. Она узнала обоих, когда увидела предъявленные для опознания фотографии, и даже рассказала, кто во что был одет. А запомнила их как раз перед обедом, когда ходячие сами шли в столовую, а остальным пищу разносили по палатам. Поэтому и коридоры быстро пустели, и на торопящихся больных никто не обращал внимания. Кстати, и она сама не столько даже обратила внимание, сколько мельком скользнула глазом — больно уж оба живые, здоровые, на местных, на своих, непохожие, хотя и были в больничных пижамах, но в черных ботинках, а не в тапочках, как все тут ходят, кроме посетителей.
— А почему живые и здоровые? Вы как их отличаете? — поинтересовался Курбатов.
— Так то ж всегда видно, кто наш, а кто чужой. Глаз у наших печальный, и фигурой — не те, что с улицы. Ходют иначе, шаркают — ноги волокут, никуды не торопются. А эти — у-у! Им бы все топтать, а сами ноги – то не вытирают, вот и скреби пол за ими...
Хорошее наблюдение. Вот уже и время уточнилось.
Затем выяснилось, что уборщица все же спросила, «чего ходют-то», на что лысый ответил, что они к заведующему отделением идут, который их вызвал к себе, а ей нечего совать нос не в свое дело. И прошли в глубь коридора. А она продолжала мыть лестницу, не до них было.
Допрошенные следом дежурная медсестра и те сотрудники медперсонала, что должны были находиться в тот день и час на своих местах, поначалу оправдывались, что никуда не отлучались, а потом стали постепенно говорить правду. Одна пошла в ординаторскую — чайку попить, все равно ведь больные — по палатам, время обеденное. Охранника в тот день на этаже вообще никто не видел. А позже выяснилось, что один из них подменял другого, вне очереди, и они договорились встретиться сразу после обеда, а тот, кто дежурил, ушел пораньше, потому что ему жена позвонила, а сменщик опоздал, потому что ждал машину, которая была занята другим нарядом.
Как-то все это очень уж удачно складывалось для тех, кто пришел убить Горлова. Как будто нарочно всё заранее подготовили. Вроде мелочи: один чуть опоздал, другой чуть раньше ушел, третья чаю захотела, четвертая — то, пятая — другое, и вот — печальный, больше того, трагический, итог. И ведь обнаружили- то хладный труп уже под вечер, когда дежурный врач зашел в «одиночку», да и то понял не сразу — штык- нож торчал по рукоятку, которую нарочно прикрывала складка простыни на груди убитого. Вот и выходит, что убийцы никуда не торопились, дело сделали спокойно и тщательно, даже элементарно замаскировали оставленное оружие — чтоб, значит, не сразу спохватились. А впрочем, и спохватываться-то было, оказывается, некому.
Но главное теперь Курбатовым было сделано — убийцы опознаны. И это была первая удача. А фотороботы обоих киллеров с полным описанием их «художеств» были немедленно отправлены в Петербург, в группу Меркулова. Следователи знали, что господина Масленникова и его ближайшее окружение раскручивает сам Виктор Петрович Гоголев, а окружением балерины Волковой занимается Володя Поремский. И есть основания полагать, что фотороботы данных фигурантов смогут им указать на кого-то из членов «псковской» либо «тамбовской» преступной группировки, черт их всех разберет.
Рюрик Елагин тоже вышел на свою «тропу». Вдвоем с полковником милиции Николаем Саватеевым, начальником так называемого «убойного» отдела МУРа, он отправился по следу мотоциклистов.