След "черной вдовы"

Он успел уже ознакомиться с большей частью изъятых у представительств компании «Норма» документов, выслушал соображения по поводу некоторых из них Генриха Крафта — главного специалиста в данной теме, и, наконец, сумел-таки встретиться для серьезного разговора, который, впрочем, можно было при желании назвать и допросом, с мадам Масленниковой, в девичестве — Нестеровой. Ее местонахождение было отлично известно Генриху, а мадам, естественно, уклониться от встречи со следователем из России не могла — слишком уже много суровых обвинений «висело» на ее родных и близких. Отказаться не могла, но и сотрудничать со следствием, как видно, тоже не собиралась.

Старшая сестра Виктора Михайловича — Галина Михайловна внешне напоминала сухую и подслеповатую воблу. Эта высокая и худая женщина 65 лет проживала вовсе не в Дюссельдорфе, как предполагал Турецкий и где, собственно, находился головной офис «Нормы», а во Франкфурте-на-Майне, точнее, практически рядом с ним, если отъехать на северо-запад. Небольшой уютный городок Нидерхёхштадт. Что-то он определенно напоминал Александру Борисовичу, оставалось только вспомнить что. И ведь всплыло!

Ну, конечно, здесь же его и держали в подвале одной из вилл российские бандиты после похищения. И тут же этих бандитов они потом, вместе с герром Юнге, и повязали[1]. Ох, время летит!

Галина Михайловна снимала небольшую двухэтажную виллу на тихой улочке, как она сухо объяснила, в ожидании того дня и часа, когда с ее мужа — Геннадия Ивановича — будут наконец сняты все нелепые обвинения и он сможет приехать сюда, чтобы навестить ее и V отдохнуть душой от проклятых российских дел.

Самое удивительное, что под «проклятыми делами» она, по мнению Турецкого, правильно понимала именно преступную деятельность мужа по продаже краденых автомобилей в России. Причем крали-то здесь, причем с помощью самих же хозяев автомашин, а продавали — там и после еще умудрялись снимать с «лохов»- покупателей двойной и тройной навар. Но уже с помощью друзей-подельников в правоохранительных органах. Действительно, в таких-то тяжких условиях где еще и отдохнуть душой, как не в городке, который одно время выбрала для себя едва ли не местом отстоя и отдыха российская мафия… Но почему же тогда считала обвинения против Масленникова-старшего нелепыми? Воровство и обман покупателя, не говоря уже — государства, преследуется во всех странах. А она, значит, полагает иначе? Чудно, как жизнь складывается…

Турецкий ехал, смотрел по сторонам, но ничего не узнавал. Наверное, потому, понял наконец, что все события, которые происходили с ним в этом городке, случались исключительно по ночам. Ночью привезли сюда из аэропорта, ночью же увезли, чтобы утопить в Майне, а после, тоже ночью, сюда примчалась полиция, чтобы арестовать бандитов.

А городок-то, оказывается, совсем и неплохой, чистенький, во всяком случае.

Почти неотличимую от соседских, арендованную виллу Нестеровой окружали несколько аккуратно обрезанных и побеленных фруктовых деревьев, похоже яблонь, и ровно подстриженный газон за невысоким сетчатым заборчиком, снова напомнившим Александру Борисовичу российские загоны для кур. У калитки с зеленым почтовым ящиком находились два больших белых вазона с цветущими розами. Все ровно, аккуратно, типично по-немецки. И темные кроны лесопарка вдали, а также острый золотистый шпиль кирхи. Будто и годы не ушли…,

Итак, Галина Михайловна оказалась в курсе событий, которые произошли в России. Пока были упомянуты лишь нелепая гибель младшего ее сына Вадима, а также убийство родного брата и его спутников. И, разумеется, она была твердо убеждена, что старший ее сын к смерти ее же брата непричастен. Она так и заявила:

— Его там просто не было. А сваливать вину на человека в его отсутствие — это у нашего правосудия самое привычное дело.

— Не сочтете ли вы тогда возможным объяснить мне, зачем Максиму Геннадьевичу потребовалось просить меня прекратить расследование в отношении его? Зачем это человеку, который уверен в своей невиновности? Или все-таки он крупно виноват и боится, что следствие вот-вот назовет имя преступника? И тогда уже у него в прямом смысле земля загорится под ногами? Потому что его больше не оставят в покое ни здесь, в

Европе, ни на родине. Или вы просто не совсем в курсе дела?

— Он?! Кого-то просить об одолжении?! — Изумлению и возмущению «воблы» не было, казалось, предела. — Зачем вы лжете мне в глаза, господин следователь?

— Все гораздо проще, — скучным голосом сказал Турецкий. — Я вам устрою в ближайшие день-два очную ставку с вашим юристом и попрошу его подтвердить сей огорчительный для вас, видимо, факт. Надеюсь, Алексей Митрофанович не откажет мне в такой любезности и подтвердит, что действовал от имени своего хозяина.

— Я не знаю такого человека. Лично мне он, во всяком случае, неизвестен.

— Тем более вам будет интересно познакомиться.

— Не значат ли ваши слова, что вы собираетесь и меня арестовать? Вам что, мало моего страдающего в Крестах мужа?! Вам мало, что мой сын вынужден от вас скрываться?!