След "черной вдовы"

Что они от него потребовали? Если не размышлять о возможных последствиях, совсем немного, обещая за послушание и безоговорочную помощь оставить его в покое. В определенные моменты даже такое обещание многого стоит.

Они, видимо, знали, как могут развиваться дальнейшие события, и приказали ему вести себя соответствующим образом, то есть полностью отрицать возможность заключения контракта с Волковой, аргументируя фактом неуплаты денег ее спонсором, а также ее собственным плохим состоянием здоровья. Можно ахать, удивляться, но при этом обязательно вести себя самым наглым образом, чтобы вывести балерину из себя. Захочет приехать, чтобы разобраться со всеми делами, — еще лучше. Об этом им, посетителям, станет немедленно известно, и они примут соответствующие меры. Так что, по сути, ему предлагалось, причем в категорической форме, найти возможность остаться в своем кабинете с нею наедине, а затем, когда балерина покинет здание в их сопровождении, исчезнуть ненадолго самому. Заболеть, уехать лечиться за границу — что угодно, но в театре не появляться, пока шум не утихнет. Иначе… Словом, все с самого начала: жена, дочь и так далее…

Так мог ли он рисковать их жизнями из-за чужой ему женщины, да еще обладающей вздорным характером?

Почему он сразу не обратился в милицию? Этот вопрос даже и удивления у него не вызвал. А что бы такое обращение дало? Смерть близких? Уж если бандиты знают, чем он завтракает, то почему бы им не знать и о его звонке в органы?! В каком мире мы живем?! В конце концов, каждый человек обладает правом собственного выбора, за кого отвечать, поскольку государство бессильно защитить его от наезда уголовников. А они пообещали ему, что никакого криминала в отношении балерины ими в его присутствии допущено не будет. Просто она поедет с ними к хозяину, который недоволен некоторыми ее поступками, вот там они с нею и разберутся. А от его, Зароева, поведения в данном случае будет во многом зависеть, какая сумма может быть востребована Особым фондом компании «Норма» к возврату в связи с несостоявшимся контрактом.

Ничего криминального в его кабинете действительно не произошло. Просто Светлану Волкову, когда она вошла следом за ним, крепко взяли под руки двое этих молодчиков, кивнули ему, что, мол, все в порядке, и вывели почти не сопротивлявшуюся женщину через другую дверь. И все произошло так быстро, а главное, бесшумно, что он растерялся. И только когда пришел в себя, понял, какую совершил беду. Он что, разве не знал, кто такой тот Виктор Нестеров? Да при первой же попытке навести о нем справки узнал, что он бывший рецидивист-уголовник. Очень богатый, да, известный в Петербурге, спонсирующий различные проекты, все так, но от этого же не менялось его прошлое!

Точно такое же впечатление произвели на него и те молодчики, которые пригрозили забрать уже давно запущенные в дело денежные средства, весьма, между прочим, немалые, более пятисот тысяч долларов… И ведь это был только первый взнос, вот в чем дело! Неизвестно, как бы отреагировал на такую его «самодеятельность» Борис Ильясович.

И Али Магомедович, не видя для себя иного выхода, действительно собрался ненадолго исчезнуть из Москвы, полагая, что семью теперь не тронут. И сделал бы так, если бы не посланец от Рустама Алиевича. Как тот нашел его, Али до сих пор не догадывался, однако же нашел и строго предупредил. А Рустама обманывать нельзя, это знает вся московская диаспора…

Грязнов оценил «честность» Зароева и дальше пугать этого давно мокрого от страха и усердия осетина все-таки, а не лезгина не стал. А с осетином, кстати, вышла такая штука.

Не сильно разбираясь в различиях тех или иных малых наций бывшего Советского Союза, Вячеслав Иванович рассуждал всегда так: лезгины — это которые знаменитую «лезгинку» танцуют. А у кого он ее видел в самом лучшем исполнении? Ну, конечно, у широко известного во всем мире грузинского ансамбля песни и пляски! Значит, кто лезгины? Одна из грузинских, так сказать, народностей. Почему нет? И когда Денис назвал Зароева лезгином, подумал, что, наверное, тут что-то не то. Ведь если он из грузин, тогда и его фамилия кончалась бы на «швили» или «адзе», ну как тот же Шеварднадзе. Он и спросил, ничтоже сумняшеся, чтобы разобраться все-таки, какое отношение он имеет к азербайджанской диаспоре, в которой так высоко чтят его приятеля Рустама Алиевича:

— Так вы кто же, грузин?

— Еще лютше! — с неожиданным пафосом и прорвавшимся акцентом заявил этот мокрый сморчок. — Асэтын!

«Ну лучше или нет — это не тот разговор, — едва не рассмеявшись, подумал про себя Грязнов. — Вон и Сталин, говорят, был осетином, а фамилия — Джугашвили. И что из этого?» Но развивать тему не стал, можно окончательно запутаться, когда владеешь предметом слабо.