Славно, славно мы резвились

Позавчера обедал с Х.П., редактором…[198] Ход войны он оценивает весьма пессимистически. Находит, что ответ на Новый Порядок[199] все еще не найден, то есть нынешнее правительство не способно такой ответ сформулировать, и англичан, как и американцев, можно легко склонить к приятию такого порядка. Я возразил в том смысле, что в сложившихся обстоятельствах люди могут воспринять любое мирное предложение как ловушку.

Х.П.:

– Да чушь все это, я сам бы мог представить дело так, что оно покажется величайшей победой во всей мировой истории. Я вполне мог бы заставить людей проглотить это.

Так оно, конечно, и есть. Все дело в оформлении. Покуда наши собственные газеты не займутся настоящим делом, призывы, доносящиеся до них из Европы, останутся не услышанными. При этом Х.П. убежден, что…[200] и компания готовятся к сдаче позиций. Судя по всему, хотя материалы, публикуемые в…[201], не цензурируются, всем газетам предписано не комментировать политику правительства в отношении Испании. Несколько недель назад Дафф-Купер собрал журналистов и «своим честным словом» заверил их, что «в Испании дела идут наилучшим образом». Что тут скажешь? – разве что честное слово Дафф-Купера стоит больше, чем честное слово Оара.

Х.П. говорит, что после капитуляции Франции английский кабинет собрался на заседание с тем, чтобы решить, продолжать ли войну или искать мира. Голоса разделились практически пополам, решающим стал один-единственный, и, по словам Х.П., это был голос Чемберлена. Если это правда, сомневаюсь, что она когда-либо будет предана огласке. Это был последний публичный жест бедного старого Чемберлена, можно сказать, бедного старика.

Характерный звук военного времени – теньканье дождевых капель по каске на твоей голове.

28.11.40

Вчера за обедом с К[202]., редактором «Франс»… К моему изумлению, он был в бодром настроении и ни на что не жаловался. А я-то думал, что французский беженец будет без конца ворчать по поводу еды и все такое прочее. Правда, К. хорошо знает Англию, он здесь и раньше живал.

Говорит, что сопротивление немцам в обеих частях Франции, оккупированной и свободной, упорнее, чем это принято считать. Силу его преуменьшает пресса, явно из-за нашего продолжающегося романа с вишистским правительством. Говорит, что после падения Франции ни один европеец, да, в общем, и американец тоже, не мог себе представить, что Англия продолжит борьбу. К. – явно в своем роде англофил, он считает монархию великим преимуществом Англии. На его взгляд, именно это стало главным фактором, предотвратившим установление у нас фашистского режима. По его мнению, отречение Эдуарда VIII объясняется всем известными связями миссис С.[203] с фашистами… Нельзя отрицать, что в целом антифашистски настроенная английская общественность стоит на стороне Эдуарда, но К. явно воспроизводит мнения, царящие на континенте.

К. возглавлял управление печати в правительстве Лаваля[204]. В 1935 году тот в разговоре с ним заметил, что Англия представляет собой ныне «только видимость», а по-настоящему сильная страна – это Италия, так что Франции следует порвать с Англией и наладить отношения с Италией. По возвращении домой после подписания франко-русского соглашения он сказал, что Сталин это самый могущественный человек в Европе. В целом предсказания Лаваля, при всем его уме, кажется, не сбылись.

Полностью противоположные показания свидетелей касательно ущерба, нанесенного Ковентри[205]. Издали правдивую картину результатов бомбежки не составишь. Когда у нас здесь в Лондоне выдается более или менее тихий вечер, я замечаю, что многие испытывают смутное беспокойство, ибо убеждены, что крупные промышленные города в покое оставлять не должны. Возникло общее подсознательное ощущение, что все мы к этому уже привыкли, а вот в других местах моральный дух не столь высок.

1.12.40

Этот мерзавец Чиаппе[206] – труп. Все в восторге, как и при известии о смерти Бальбо[207]. Эта война хороша по крайней мере тем, что избавляет нас от известного количества фашистов.

8.12.40

Позавчера выступал на радио… Встретился в студии с одним поляком, недавно вырвавшимся из Польши неким тайным маршрутом, назвать который он отказался… По его свидетельству, во время осады Варшавы были повреждены 95 процентов зданий, а около 25 уничтожены полностью. Все городские службы, электричество, водоснабжение и т. д. вышли из строя, а под конец людям не осталось даже, где укрыться от самолетов и, что еще хуже – от артиллерии. Он описывал, как люди мчались к разорванному снарядом трупу лошади, чтобы отрезать кусочек конины, и с началом нового обстрела бросались назад. Когда Варшава оказалась целиком отрезанной от внешнего мира, людей поддерживала лишь вера в то, что англичане идут на выручку, все время ходили слухи, что части британской армии уже высадились в Данциге, и так далее и тому подобное…

Около недели назад заговорили о том, что газетные сообщения о самоубийстве итальянского военачальника в Албании не соответствуют действительности.