Славно, славно мы резвились

При этом существуют и более тонкие методы развенчания, нежели бросок куска пирога с заварным кремом. Юмористический потенциал содержится, например, в чистой фантазии, которая опрокидывает представление человека о себе как о личности не только величавой, но и трезвомыслящей. Юмор Льюиса Кэрролла – это, по существу, насмешка над логикой, а юмор Эдварда Лира – это нечто вроде полтергейста, вторгающегося в сферу здравого смысла. Когда Черная Королева замечает: «Я видела холмы, в сравнении с которыми ты бы этот холм назвала равниной», она, по-своему, подрывает основы общества не менее яростно, нежели Свифт или Вольтер. Комическое стихотворение, например «Сватовство Йонги-Бонги-Боя» Лира, нередко строится на эффекте создания фантастической вселенной, достаточно похожей на вселенную подлинную, чтобы лишить ее какой бы то ни было величавости. Но чаще оно основывается на контрасте – начинается на высокой ноте, а затем вдруг с треском обрушивается. Примером может служить четверостишие Калверли:

Дитятей по зеленым склонам
Весь день бывал я бегать рад,
Слегка, признаться, усмиренный
Костюмом, что был тесноват[37],

в котором первые две строки должны создать у читателя впечатление, будто перед ним откроется сентиментальная картина нежного счастливого детства.

Или взять «Современного путешественника» Беллока с его романтическими образами Африки:

О Африка, край грез и снов,
Земля бесчисленных песков,
Но джунглей, в общем, тоже…
О ты, Офир, в котором встарь
Сам Соломон, мудрейший царь,
Брал золото для храма,
И, отправляясь в край родной,
Все золото увез с собой,
Оставив только ямы.

В своем «постскриптуме» к стихотворению Уитьера «Мод Маллер» с его куплетами вроде:

Ну а в день, когда их брак свершился,
Братец Мод со злости удавился.

Брет Гарт проделывает, по существу, тот же фокус, как, впрочем – по-своему, разумеется, – и Вольтер в комическом эпосе La Pucelle[38], и Байрон в целом ряде своих произведений.

Легкая английская поэзия нынешнего столетия – см., например, стихи Оуэна Симена, Гарри Грэхема, А. П. Херберта, А. А. Милна и других – представляет собой жалкое зрелище: ей не хватает не только изобретательности, но и интеллекта. Авторы слишком озабочены тем, чтобы не выглядеть умниками – хоть и пишут они в рифму, – чтобы не выглядеть поэтами. Ранневикторианскую легкую поэзию как раз преследует призрак поэтичности; в версификационном смысле она стоит на исключительной высоте, порой в ней возникают аллюзии, и она становится «трудной».

В осколках спина Каллипиги, – смотри,
Черт побери!
Венере Медичи тоже досталось,
Анадиомена же – тоже не малость —
Так пострадала, что нужен бы нам
Пальчиков список, – какая жалость! —
Раскиданных там и сям.

Барэм тут творит чудеса виртуозности, каким позавидовал бы самый серьезный поэт. Или, если вновь обратиться к Калверли, к его «Оде табаку»:

Ты, что в час перед боем
Храбрость несешь с собою,
В сумке потертой седельной
Царишь безраздельно,
Сладок в тиши рассвета,
Слаще – после обеда,
Но всего нам отрадней
В час неги закатный.

Как далее становится ясно из текста стихотворения, Калверли не страшится обложить данью читательское внимание и насыщает строки туманными латинскими аллюзиями. Он пишет не для простаков и демонстрирует – особенно в «Оде пиву» – великолепную способность играть контрастами, ибо сознательно стремится дрейфовать в сторону истинной поэзии, рассчитывая на определенный уровень образованности у читателя.