Сладкая жизнь

В провинции жизнь втягивает в паутину социальных связей. Общинный быт подразумевает и требует добрососедских отношений. Тут царит дух патриархальной гражданственности, что на практике означает участие в местной политической жизни, благотворительности, коллективном досуге. Но при этом провинция воспитывает особый тип характера, в основе которого лежит индивидуализм, самостоятельность, ответственность.

Люди здесь селятся в своих домах, на своей земле, а это совсем не то же самое, что снимать квартиру в небоскребе. Свой дом — со своим водопроводом, своей канализацией, даже своей дорогой — это автономия, независимость, самодостаточность. К тому же свое жилье приучает каждого быть рачительным хозяином — у вас просто не остается другого выхода. Вы должны знать, как починить крышу и унитаз, отремонтировать ограду или постричь газон. Никогда провинциал не может, как горожанин, позволить себе пренебрегать прогнозом погоды: кто будет чистить от снега дорожку к гаражу?

Американская провинция настолько полно выражает национальный характер, что и большие города здесь стремятся стать маленькими. Даже крупные старинные центры вроде Бостона или Филадельфии охотно провинциализируются. Конечно, в каждом из них есть нежно лелеемый исторический центр, куда водят школьников и туристов. Но для самих жителей все эти колониальные памятники — всего лишь музейный экспонат. Здесь не живут — здесь гуляют. Старые американские города уже пережили процесс атомизации — разбились на районы, на маленькие общины, где есть все, что положено, — магазины, кинотеатры, паркинги и, конечно, ряды одноэтажных домиков, которые не имеют никакого отношения к пышному историческому имени. Все, кто может себе позволить, даже в самом большом городе живут, как в маленьком, то есть по-провинциальному. Поэтому, кстати сказать, Америка никогда не знала мучительного конфликта между столицей и провинцией. Вместо чеховского рефрена «В Москву! В Москву!» американская литература знает другую ностальгию — по провинции, тоску по дому, по корням. Этот мотив стал центральным в романах одного из лучших американских прозаиков Томаса Вульфа. Вспомнить хотя бы только названия — «Взгляни на дом свой, ангел!» и «Домой возврата нет».

Провинция — скелет Америки. Мясо можно нарастить за счет небоскребов, но костяк всегда строится на хорошо проверенных, отутюженных временем консервативных истинах. Что-то похожее писал Хомяков, когда говорил, что в Англии каждый дуб — консерватор. Впрочем, речь не о политике. Речь о мировоззрении, которое выражается не в принадлежности к определенной партии, а — в обоях в голубой цветочек, в громадных тыквах, выставленных у крыльца, в конкурсах на лучшее варенье, в свитерах домашней вязки, в ярмарках народных промыслов, во всем обывательском укладе жизни, настолько укорененном в старинных традициях, что изменить его не способна самая стремительная поступь прогресса.

Как уже было сказано, американская провинция — продукт вычитания. Она хороша тем, что ее отличает от привычной нам городской культуры. Поэтому образцовым путешествием в американскую глубинку будет поездка туда, где провинция представлена в самом концентрированном, в самом чистом, в самом не разбавленном цивилизацией виде. Для этого лучше всего отправиться на юго-восток штата Пенсильвания, в край немецких сектантов-менонитов амишей, которые сумели довести искусство вычитания до такого совершенства, что их не изменившийся за последние триста лет образ жизни сохранил в неприкосновенности допотопную провинциальность.

Увы, слава амишей разрослась до огромных пределов, превратив их край во всеамериканский аттракцион. Сегодня на каждого из четырнадцати тысяч амишей, населяющих Пенсильванию, приходится примерно один туристский автобус. Такое соотношение приводит к тому, что жаждущие покоя амиши уже переезжают в Канаду, благоразумно не оставляя адреса. Однако поскольку перебираются они в новые места не торопясь, то я еще успел влиться в туристскую армию, внеся свою долю суматохи в жизнь этого любопытного народца.

Название «амиши» происходит от слова «аминь». Так себя называли члены протестантской секты менонитов, которые бежали в XVII веке от преследований из Европы в Америку, где их назвали «dutch» — голландцами. Так началась одна из тех неразберих, которые характерны для Америки. Как известно, Колумб перепутал Америку с Индией, а потомки отомстили ему за ошибку, назвав континент не тем именем.

Дело в том, что пенсильванские «датч» к голландцам отношения не имеют — они швейцарские немцы, которые до сих пор говорят на старинном германском диалекте. Когда-то их американские соседи смешали немецкое «дейч» с английским «датч», произведя на свет этнографический нонсенс.